Б. Седов - Без Веры

– Какие? – насторожился я.

– Опять таблетки. Сожрала все содержимое домашней аптечки, но на этот раз обошлось без больницы. Отделалась легким отравлением. Проблевалась, и все. В другой раз она пропала аж на два дня. Я поднял на ноги весь ижменский РОВД, привлек к ее поискам своих людей. Они переворошили весь поселок и, в результате, обнаружили дуру в каком-то бомжатнике. Пьяную, всю перемазанную клеем «Момент».

– Не хило! – ухмыльнулся я. – Если Кристина решит продолжать в том же духе, то допрыгается до рецидива. До сухой ломки, которая может тряхануть наркомана, уже несколько месяцев, даже полгода, даже еще дольше не принимающего наркотики. А спровоцировать это может и незначительная доля алкоголя, и вонючий «Момент». А если на эти сухие ломы наложится еще и делирий, то получится один большой геморрой.

– Вот ты и не должен этого допустить, – тяжело посмотрел на меня кум. – Это твоя первоочередная задача. Все остальное пока побоку. Сейчас главное – это Кристина. Пойми, Разин, что кроме нее и Анжелы у меня нет никого. Ни родителей, ни жены, ни…

– Я в курсах.

– Кристина мне как дочь. Ради нее я готов перегрызть глотку хоть самому президенту. Не говоря уж о такой дешевке, как ты.

– Считай, что глотку ты мне уже почти перегрыз, – демонстративно звякнул я цепью и повторил вопрос, в ответ на который мне уже довелось несколькими минутами раньше услышать: «Не твое дело». – Как Крис сейчас? Она в курсах, что я здесь?

– Да, она знает. И мне стоило огромных усилий не пустить ее сюда, уговорить потерпеть несколько дней.

– Зачем?

– Позже увидишь. – Кум посмотрел на часы. – Через полчаса подойдет Чечев. Под его надзором помоешься в бане, а то от тебя воняет, как от бомжа. Противно. А позже еще пообщаемся. – Он поднялся на ноги, достал из кармана еще одну сигарету. – Я пойду пока. Свет тебе оставлять?

– Не выключай. И принеси мне какую-нибудь книжку. Не хочу здесь свихнуться со скуки.

– Кни-и-ижку? – протянул Анатолий Андреевич, притормозив на пороге. – А также бабу и телевизор? – напомнил он мне, как я борзел вчера вечером. – Не-е-ет, Константин. Все это не так просто делается. Книжку надо заслужить. Покорностью и послушанием. Вот как увижу, что ты примерно себя ведешь, что смирился со своим положением и больше не скалишь на меня зубы, тогда можно будет поговорить и о книжках, и о каких-то других послаблениях в режиме твоего содержания. Только, боюсь, тебе, Разин, с твоим поганым характером будет, ой, как непросто получить в ближайшее время самую скучную брошюрку.

И безуспешно бросающий курить Анатолий Андреевич щелкнул зажигалкой, жадно затянулся и вышел из гаража. С грохотом захлопнулась железная створка ворот, загремел мощный гаражный замок.

– Идиот! – поставил я диагноз куму и, свернувшись калачиком на подстилке, накинул на себя драное одеяло и принялся размышлять, что за пакость изобрел этот козел. Которую обещал мне на сегодня.

Скорей бы лето, когда можно будет серьезно подумать о том, как соскочить отсюда в тайгу.

Но до лета оставалось еще пять долгих месяцев. И полная кошелка разнообразных проблем.

Самую большую из этих проблем мне создали очень скоро.

Наверное, не минуло и получаса с того момента, как кум оставил меня одного, и вот опять лязгнул замок, отъехала в сторону створка ворот, и в гараже нарисовался Чечев. Через саженное круглое плечо у него была перекинута короткая цепь с двумя мощными кольцами. «Ножные кандалы», – сразу же догадался я, хотя ничего подобного никогда в жизни не видел. Только в боевиках про американские тюрьмы.

– Привет, доходяга, – радостно хрюкнул прапор и посторонился, пропуская вперед своего босса. С ПМом в руке.

– А это зачем? – сразу же настороженно подобрался я и указал глазами на пистолет.

– Затем, – выдал кум не особо оригинальный ответ и ни с того, ни с сего направил ствол на меня. Я ощутил внутри неприятный холодок. – Забыл, что вчера говорил тебе про коленную чашечку?

«Нет, не забыл. Такое не забывается», – подумал я и отрицательно покачал головой.

– Вот и отлично. Я ведь не промахнусь, – счел нужным еще раз напомнить мне Анатолий Андреевич. – Сейчас Чечев тебя перекует.

– На хрена? – не понял я.

– Пойдешь мыться, вонючка. – Прапорщик бросил вопросительный взгляд на кума и, дождавшись утвердительного кивка – мол, действуй, толстяк, – уверенно шагнул ко мне. – На брюхо лечь! Руки за голову!

Я послушно исполнил команду. Как-то препираться с боровом Чечевым, лезть на рожон не было ни желания, ни смысла. Ведь мне сейчас предлагали тур в баню – делали такой дорогой подарок, предоставляли возможность не зарасти дерьмом и не обзавестись вшами. Так чего выкомыриваться?!

Я почувствовал, как чуть ниже колен и чуть выше валенок мои икры плотно охватили кандалы, и прапорщик, бормоча под нос матерщину, принялся заворачивать на железных кольцах болты. Теперь я, как пингвин, мог передвигаться только маленькими шажками. И выглядеть при этом со стороны весьма жалко.

«3-зараза! – выругался я про себя. – Только бы, пока буду идти через двор, это мое позорище не увидели Анжелика или Кристина». – А вслух произнес:

– И как, вы думаете, я стяну с себя брюки? Или мне мыться в них? Заодно и постираюсь?

– Железо снимем, когда придем, – сообщил кум. – Это только затем, чтобы ты не выкинул чего-нибудь по пути.

– И стоило заморачиваться из-за каких-то там двадцати метров, – недовольно пробурчал я и покорно позволил Чечеву, управившемуся с ножными кандалами, заломить мне за спину руки. Черт с ними, с уродами. Пусть заковывают меня, как пожелают. Не стоит тратить нервы на совсем ненужные в данный момент препирательства с кумом и прапорщиком, рискуя при этом в наказание за сварливый характер остаться без бани. Я этого не хотел.

Наручники защелкнулись на запястьях. Теперь я был скован по всем, как говорится, статьям. Для пол ноты картины не доставало разве что дубовой колодки на шее.

– Все? – Я попытался подняться, но Чечев решительно придавил меня к подстилке и, не долго думая, уселся, свинья, на меня своей жирной задницей так, что вывернутые за спину руки заныли в плечевых суставах. Более центнера сала и дерьма сверху, – куда уж тут встать, закованному в железо! Все, что я смог сделать в таком положении, так это зло прошипеть: «Что творишь, сука?!» Но на мои слова, как ни странно, прапорщик никак не прореагировал.

– Все в норме, Анатолий Андреевич, – вместо этого доложил он. – Пациент под наркозом. Не рыпнется.

Кум в ответ что-то пробормотал, но я не разобрал его слов. Мне сейчас было совсем не до этого. Я уже понял, что баня – это чистое парево; способ замутить мне, лабуху, мозги, чтобы я, не доставив проблем, позволил сволочам сковать себя по рукам и ногам, полностью исключить возможность сопротивления с моей стороны.