Б. Седов - Без Веры

Казалось, что Анатолий Андреевич, с рук на руки передав меня, изувеченного, Кристине, совершенно утратил ко мне интерес. За первые сутки, что я провел в гараже – когда в знак протеста запустил в кума миской с объедками, когда Хан подрезал мне сухожилия, когда любящий дядюшка впервые представил меня, изменившего внешность, удивленной племяннице, – мне довелось провести с ним, наверное, столько же времени, что и в совокупности за всю последующую неделю. Еду мне доставляла Кристина. Парашу за мной выносила Кристина. Как могла, меня развлекала Кристина. Анатолий Андреевич же ограничивался тем, что появлялся на пять минут в гараже раз или два в сутки.

– Еще не подох? – всякий раз насмешливо смотрел он на меня, облокотившись о стену. – Как настроение? Как Кристина? Не обижаешь девчонку? Смотри, не обижай.

– Как бы тебя не обидеть, мерзавца! – брызгал я ядом в ответ, но куму мое злобное шипение было, что дробина слону.

– Заживают конечности? – как ни в чем не бывало, интересовался он. – Глядишь, скоро сниму браслеты, и ты, Разин, сможешь выходить на прогулку. Раком. Вокруг гаража.

Действительно, раком вокруг гаража. Больше ни на что, я, обезноженный, был не способен. В течение первой недели с того дня, как Ханоев сделал мне операцию, я несколько раз, превозмогая боль, пробовал испытать возможности своих изувеченных ног. Но ничего не добился, кроме ссадин и синяков, когда любая попытка подняться заканчивалась неуклюжим падением. А ведь при этом я даже не мог помочь себе руками.

Впору было отчаяться, но я не спешил предаваться унынию и ободрял себя тем, что еще не исчерпаны все ресурсы. Посмотрим, чего сумею добиться, когда окончательно затянутся раны и прекратится резкая боль в ногах; когда кум соизволит избавить меня от браслетов и я вновь смогу пользоваться руками.

И вот, наконец, наручники были сняты.

Поздно вечером, выставив из гаража загостившуюся у меня Крис, Анатолий Андреевич торжественно вручил мне костыли и радостно хрюкнул:

– Учись двигать жопой по-новому… хм, Костоправ. – Несмотря на мою почти полнейшую беспомощность, этот шакал все же старался держаться от меня на безопасной дистанции. – Первое испытание – двадцать метров до бани и двадцать обратно. Поглядим, как ты сумеешь перемещаться в пространстве. Швы будешь снимать сейчас? Бавауди сказал, что уже можно.

Я не нуждался ни в каких разрешениях всяких там сраных Ханоевых. В подобных делах я, как-никак, разбирался и сам.

– Гони пластырь. И ножницы. – Я разбинтовал ноги, осмотрел раны, заштопанные умелой рукой, и, удовлетворенный их состоянием, быстро снял швы.

Потом было непростое путешествие в баню. Двадцать метров туда, двадцать метров обратно. Итого, сорок. Если брать в расчет то, что на этой дистанции я свалился пять раз, получается по одному падению на четыре метра. Кум с удовольствием наблюдал за моими мучениями, иногда отпуская едкие шуточки, но я упорно не обращал внимания на его злопыхательства, полностью сосредоточившись на своих новых ощущениях. Мне как можно скорее надо было оценить возможности искалеченных ног и, исходя из этого, приступать к освоению нового стиля ходьбы. Сначала на костылях, потом без них – на том, что даже с огромной натяжкой нельзя было назвать ногами.

Никаких положительных эмоций, кроме того, что я помылся и переоделся в чистые тряпки, поход в баню мне не принес. С одной стороны, в первый день рано было делать какие-то выводы. Но с другой, стало ясно, что мне будет ой как непросто научиться передвигаться даже на костылях. Тем паче, что костыли.

Их я лишился сразу же, как вернулся в гараж.

– Это я пока забираю. – Кум сгреб костыли под мышку и направился к выходу.

– Эй! – Я в дурацкой позе на четвереньках застыл на матраце. И от растерянности не придумал ничего оригинальнее, как чуть ли не расхныкаться от безысходности. – А как же я? Без них-то?

– Раком! Незачем они тебе в гараже. Лежи на подстилке. Отдыхай. А это, – тряхнул кум костылями, – я буду выдавать тебе, когда с завтрашнего дня начнешь выходить на улицу. Под моим наблюдением. По сорок минут ежедневно, – довел он до моего сведения график прогулок и вышел из гаража, оставив меня сидеть на матраце в самых расстроенных чувствах.

Впрочем, долго отчаиваться мне было некогда. Кроме сорванного кумом обучения ходьбе на костылях, на повестке дня оставались еще другие дела. И первое – это отправить Арабу маляву. А значит, мне нужны писчие принадлежности. Мне нужен надежный курьер.

Мне нужна Крис.

Не подведи меня, крошка!

И Кристина не подвела.

Даже в самых радужных мечтах я не мог предположить, что все мои планы начнут претворяться в жизнь столь стремительно и безгеморройно, как только кум освободит меня от наручников.

Признаться, я не без душевного трепета сказал Крис о том, что мне, кровь из носу, надо передать весточку о себе в зону, ожидая услышать в ответ решительное: «Нет, я в этом тебе не помощница». Но Кристина, похоже, давно ожидала от меня чего-то подобного этой просьбе.

– Что я должна делать? – ни мгновения не раздумывая, прошептала она.

– Принести мне лист бумаги и ручку, а потом выйти на человека, который переправит записку на зону.

– Кто этот человек?

В ответ я пожал плечами и признался:

– Не знаю. Кто-нибудь из расконвоированных, которые живут внутри запретки, но днем имеют право выходить за ее пределы на определенное время.

Если постараться и поискать, то таких людей нетрудно встретить в поселке. Сложнее другое: не напороться на суку, которая вместо того, чтобы отдать маляву по назначению, сольет ее мусорам. Но здесь уж ничего не попишешь, остается надеяться, что с почтальоном ты угадаешь. Не может же мне не везти постоянно.

– Не может, – согласилась Кристина и без колебаний пообещала. – Все будет сполнено в лучшем виде. Не такая уж я и беспомощная, как ты порой считаешь.

Такой я ее давно не считал. Но вслух признаваться в этом не стал. Нечего! Еще возомнит о себе, переоценит силенки красавица. Успеху моего предприятия это навряд ли послужит.

– Костя, бумагу и ручку я принесу тебе завтра.

– Еще отвертку. Крестообразную.

– Well. [15]Решил все же расковырять этот гроб? – Крис кивнула на обогреватель и, как и семь дней назад, сунула руку мне под футболку. Но тогда я, грязный, как эскимос, был противен и самому себе. Зато теперь, после того как вчера кум, наконец, выполнил свое поросшее быльем обещание насчет бани и даже выдал мне чистую смену белья, я снова чувствовал себя человеком.

– Да, – ответил я. – Я не успокоюсь, пока не проверю, есть ли там жучок. А вдруг это всего лишь дурацкие страхи, и мы занимаемся ерундой, перешептываясь друг с другом на ушко? Зачем создавать себе лишние сложности, если можно легко обойтись без них?