Сергей Алтынов - Двое против ста

Усмешка исчезла с его загорелого усатого лица. Кажется, он тоже обо всем догадался.

– Не понимаю... И ты, и я – мудаки! Не в объятия друг к другу надо было бросаться... – почти простонал Андрей.

В самом деле, надо было досконально выяснить, кто, откуда и куда. Рад видеть в наших рядах! Грешным делом думал, что на ТОЙ стороне?! На какой стороне оказались они с Леной теперь?! Шли без пароля, начальник разведки сказал, что командир диверсионной группы известен Валентину в лицо. Подстава?

Все внезапно стало ясно, как Божий день. Начальник разведки также мог понятия не иметь, на чьей стороне лихой повстанец Андрей и его команда. Автономная группа, повстанцы, точнее, наемники, но при этом наши наемники. Приказ-то явно был сверху, и акция по уничтожению или захвату «полевого генерала» планировалась заранее. И еще КТО-ТО был уверен, что Андрей с Валентином легко найдут общий язык. И доставят к выборам столь желанную бородатую голову... Валентин опередил Андрея, сразу дав понять, кто выстрелит первым. Направил в грудь сокурсника тупой ствол своей «грозы».

– Ни я, ни она живыми не дадимся. Дашь двадцать минут?

– Нам потом менять дислокацию? Ты же выдашь нас! – стараясь держать руки ладонями вперед, зло проговорил Андрей.

Реакцию и скорость своего бывшего сокурсника он знал преотлично. Валентин молчал. Что он мог ответить?!

– Двадцать минут, Андрей, – произнес наконец Лапето. – Я обещаю, что протяну время.

Он не стал произносить пафосно-киношную фразу «в память о курсантских годах».

– Твои люди убьют нас, но и отряд сильно поредеет. И ты не получишь свой «куш». Мертвецам не нужны деньги, – подвел итог Валентин.

– Двадцать минут... – проговорил Андрей. – Ладно, Валя... Потом, как Бог решит.

Бог решил следующим образом. Валентин и Лена беспрепятственно покинули лагерь «господ наемников» и спустя три часа давали объяснения в особом отделе контрразведки. Валентин как мог тянул время и одновременно пытался выяснить, каким образом все так сложилось. Однако сидевший рядом с особистами начальник разведки хранил гробовое молчание и старался не смотреть на своих недавних подчиненных.

– Полный провал!

– Вас ждет следствие и гарнизонный суд!

Так сыпали с разных сторон особисты – один молодой и в очках, другой постарше, с небольшой подстриженной бородкой.

– Достаточно! – неожиданно произнес начальник разведки, поставив некую точку. – Давайте координаты этой банды...

Валентину ничего другого не оставалось, как выполнить приказанное. Потом их с Леной на некоторое время оставили в покое. Почти целые сутки они провели в своем кунге, допивая коньяк, почти ни о чем не говоря. Да и что теперь было говорить. Спасибо, в своих стрелять не пришлось. Впрочем, Лене пришлось. Уши пленному щекотать. И смеяться, точно захмелевшей от всего того, что именуется войной. У которой вроде бы не женское лицо. А ведь пленный этот скорее всего был из СВОИХ. Что теперь с ним? Вот оно как все... Самое ужасное, что Лена чисто по-человечески привязалась к Милде. Женщине, стрелявшей в русских. «Как надоело все», – говорила Милда, и Лена понимала ее. Да, надоело. Тем не менее приходилось выполнять эту тяжелую работу. Лена сама выбрала этот путь после смерти сестры Оксанки, после встречи с Валентином.

Самое поразительное – это наши господа генералы. Летают в тыл лютых врагов, как на Рублевское шоссе. Меняют «то» на «это». Выходит, есть такая профессия – Родиной торговать?! Чего бояться генералу Муравьеву? Здесь свои – стрелять не будут. Там тоже вроде как свои и тоже стрелять не будут. Потому как и для тех, и для других он начальник. И те, и другие от его, муравьевского, слова зависят. От его кейсов с долларами. Не брезгует генерал и зауряднейшей транспортировкой наркотиков. Зато и вся прибыль в собственный карман. А от прибыли генерал-демократ (как и прочие демократы) отказываться не привык. Как и от владения парой-тройкой наркофабрик по переработке опия-сырца в героин.

Не прошло и суток, как Валентина вызвал к себе начальник разведки. На сей раз они говорили наедине.

– Дурацкая идея использовать наемников для ликвидации ичкерийских генералов пришла сверху, – сознался, пряча глаза, полковник. – Они были уверены, что ты найдешь с Андреем общий язык. Вас ведь с Еленой всем этим хотели замарать и тоже сделать наемниками.

Валентин ничего не ответил. За прошедшие сутки он слишком о многом догадался самостоятельно.

– Кое-кому очень нужны спецы вроде вас. Способные выполнить любой приказ.

– Мы солдаты, а не наемные убийцы, – ответил наконец Лапето.

– Но вы нужны именно во втором качестве, а не в первом. Прости меня, Валентин... Вы должны будете немедленно подать рапорты об увольнении.

– Не понял.

– Все ты понял и не терзай меня, майор, – полковник покрылся густой краской, аж до самых корней редких седеющих волос. – На тебя и на Елену теперь имеется серьезный компромат. Кое-кто постарался и сработал лучше нас. Вы много знаете... Я, кстати, тоже увольняюсь из войск.

– Это ваше дело. Я лично не собираюсь подавать рапорт.

– Но ты подашь его! Иначе против вас заведут дело как против пособников бандформирований... Или отправят в бессрочный дембель [33]. Все!

Валентин понимал, что немолодой полковник говорит то, что ему вряд ли рекомендовали произносить.

– Уволитесь из войск и исчезните куда-нибудь, – продолжил полковник, убедившись, что Лапето не собирается спорить с ним. – За границу или в какой-нибудь медвежий угол. Преследовать вас не будут. Но если вы начнете какие-либо активные действия, то вас смешают с такой грязью... Это будет длительный срок заключения как минимум.

– Благодарю, господин полковник.

Потом был разговор с Леной. Недлинный, но эмоциональный. Она неожиданно легко согласилась уволиться из войск. Неделю они прожили на съемной квартире, почти ничего не делая и ни о чем не думая. Но вот однажды вечером Валентин вдруг сообщил Лене, что через два дня они отбывают в Африку. Работать по своему «прямому профилю». И тут Лена неожиданно вскрикнула, схватившись за лицо, точно услышала что-то страшное:

– Я больше не могу. ЭТОГО ВСЕГО не могу. Я ведь почти убила того парня. Которого привязали к дереву.

– Ты думала, что это враг.

– Враг... – она осеклась, и глаза ее точно остекленели, из серо-голубых стали бесцветно-прозрачными. – Почему вообще все вокруг поделилось на врагов и на своих?! Почему я, баба, должна в этом участвовать?!

– Ты не баба, ты – офицер! И бабой никогда уже не будешь!

– Нет. Я больше не офицер. И ты тоже... Пусть я не буду бабой, но стрелять в людей я больше не могу.

– А я не могу... без ЭТОГО ВСЕГО не могу... Понимаешь?! – проговорил он.

– Я остаюсь здесь, – произнесла в ответ Лена.