Сергей Кулаков - Надейся только на себя

– Тебе, козел, кому же еще? – низким басом заревел «бульдог», наступая на Романа. Был он плечист, широк, длиннорук – из бывших борцов-тяжеловесов, не иначе – и для обычного человека представлял немалую угрозу. – Ты чо, думаешь, все кончилось, да? Повалял моих бойцов и думаешь – самый тут крутой?

– Можно короче? – поморщился Роман. – Меня ждут.

– Что?! Да я тебя под землей найду! – останавливаясь перед Романом, зашелся бешеным хрипом «бульдог». (Но нападать, правда, не спешил, видно, кое-что все же понял.) – Да ты уши свои жрать будешь, лох вонючий! Да я таких, как ты, сотнями душил…

Не дожидаясь конца этой чрезмерно эмоциональной речи, Роман с наслаждением засадил классический боксерский крюк прямо в середину маячившей перед ним раскормленной рожи. Под кулаком хрястнуло, «бульдог» со стоном дернул квадратной головой и обеими руками схватился за нос. Ноги его подкосились, и он тяжело ткнулся коленями в асфальт, не отнимая рук от лица. Из-под ладоней на подбородок и расстегнутый на жирной груди ворот белой шелковой сорочки густо текла кровь.

– Теперь ты меня послушай, сволочь, – негромко, но очень внятно заговорил Роман, немного склонившись над ним. – Это я тебя под землей найду, если ты вздумаешь преследовать меня или Надежду. И если я тебя еще раз встречу…

Он сделал многозначительную паузу, увидел, что «бульдог» внимательно его слушает, и закончил:

– В общем, надеюсь на твое здравомыслие.

Он вернулся к такси, сел на заднее сиденье и сказал тупо молчавшему шоферу:

– Трогай, командир.

Тот послушно завел двигатель, осторожно объехал ристалище и брошенный джип и лишь после этого дал газу на полную катушку.

– Ну, ты даешь… – сказал было он, крутнув головой, но тут же замолк, видно сочтя за лучшее помолчать.

– Спасибо, – сказала Надежда, когда джип остался далеко позади. – Это было великолепно. Всю жизнь мечтала, чтобы хоть кто-нибудь… Спасибо!

– Рад был вам угодить, – скромно отозвался Роман. – Кстати, можете не бояться. Сей пылкий субъект не будет вас преследовать – за это я ручаюсь.

– Вы такой мужчина… – понизив голос до бархатного мурлыканья, выдохнула вдруг Надежда. Она вплотную придвинулась к Роману и положила горячую ладонь ему на бедро. – Вы такой…

Он посмотрел ей в глаза. В свете неоновых фонарей они сияли восторженно и бездонно. Она потянулась к нему губами, он склонился навстречу – и огненный поцелуй ожег ему губы.

– Вы не откажетесь зайти ко мне домой? – тяжело дыша, спросила Надежда, на минуту отстранившись от него. Ее голос звучал умоляюще, одна рука теребила волосы на затылке Романа, другая уже проникла под рубашку и робко ласкала его тело.

– Если вы приглашаете… – чувствуя, что начинает заводиться сам, прохрипел Роман.

– Да… Я приглашаю вас… Приглашаю… – задыхаясь от страсти, едва слышно прошептала она. Голова ее откидывалась назад, из-под полуопущенных ресниц дивно сияли огромные глаза.

Роман улыбнулся, кивнул в знак согласия, обнял ее за талию и нежно, но властно привлек к себе.

Роман шел по коридору и гадал, зачем его вызвал генерал Слепцов. Ничего не было сказано по телефону во вчерашнем звонке подполковником Дубининым. Только «явиться завтра к десяти ноль-ноль». Роман попытался было расспросить, что за надобность такая срочная возникла (после дела с бомбой о нем словно забыли), но Дубинин, хоть и был хорошим знакомцем, ничего более не прибавил и сразу дал отбой.

Делать нечего, служба есть служба. Роман с утра, вернувшись от Надежды – последнее время он чуть не поселился у нее, – побрился, переоделся в скромный костюмчик, чтоб зазря не раздражать Слепцова, и отправился на зов трубы, то есть дубининского мобильника.

Ровно в десять он вошел в приемную. Дубинин, увидев его, сразу снял трубку внутренней связи.

– Морозов здесь, товарищ генерал, – глядя на Романа одним глазом, интимно проворковал он в трубку.

Чем-то Роману все это не нравилось, а чем – сам не мог понять.

– Привет, разведка, – подал он руку Дубинину, собираясь присесть на стул. – Что тут за дела?

– Давай, заходи, – отвечая вялым рукопожатием и не давая ему сесть, указал Дубинин подбородком на дверь генеральского кабинета. – Товарищ генерал уже ждет.

– Чего ждет-то? Шепни хоть пару слов…

– Там тебе все расскажут. Давай, вперед.

Роман обидчиво вздохнул и открыл дверь.

– Разрешите, товарищ генерал?

– Входите, – кивнул Слепцов.

Он вышел из-за стола, подал Роману руку, чего ни разу на памяти последнего не случалось, и радушно – если не сказать ласково – усадил на стул.

От всего этого Роману стало тоскливо, как бедолаге Шарику из «Собачьего сердца» в день знаменательной операции. Захотелось немедленно встать и бодро выйти вон. Было бы это в школе на уроке или, скажем, в институте на экзамене – вышел бы и не задумался, целиком доверившись интуиции, просто-таки воющей от недобрых предчувствий. Но поскольку дело происходило не в школе и не в институте, а в штаб-квартире Главного разведывательного управления, то он остался сидеть на месте и даже виду не подал, что чем-то смущен. Ладно, сперва послушаем, для чего звали, а потом и выводы делать будем.

Усевшись за свой стол, Слепцов некоторое время молчал, бросая на Романа лучезарные взгляды.

«Совсем плохи дела», – приуныл тот.

– Как настроение, товарищ капитан? – спросил Слепцов, откидываясь на спинку кресла.

– Спасибо, ничего, – сдержанно отозвался Роман.

Они снова помолчали, присматриваясь друг к другу, как два боксера перед схваткой. Причем Роман почти наверняка чувствовал, что этот бой он проиграл еще до того, как тот начался.

– Чего вызывали, товарищ генерал? – наплевав на субординацию, грубовато спросил Роман, напомнив себе, что лучший способ обороны – нападение. Заодно и обстановку пора прощупать.

– Ну, вы еще на службе, товарищ капитан, – блеснул очками Слепцов.

– Да? А я уже думал, что нет.

– Почему так? – быстро спросил Слепцов.

– Ну как же? За последнее дело я получил таких… извините, что ничего, кроме увольнения, от родной конторы не ждал.

– Ну почему увольнение? – поморщившись при слове «контора», возразил Слепцов. – После тщательного разбора ситуации мы пришли к выводу, что вы приняли единственно верное решение. Были небольшие просчеты в ваших действиях, не скрою, были. Но, во-первых, у кого их нет, хе-хе-хе? А во-вторых, учитывая сложность обстановки и дефицит времени, вы сделали максимум возможного для того, чтобы предотвратить опаснейший взрыв в общественном месте. Ну, то, что погиб фигурант, досадная случайность. Непосредственно вашей вины в том нет…

Роман хмуро молчал, вспоминая слова Слепцова двухнедельной давности. Тогда они были прямо противоположны нынешним, хотя беглого ознакомления с делом было достаточно, чтобы понять правомерность действий Романа. К чему тогда эта речь, похожая на извинения? Слепцов никогда вины своей не признавал и уж тем более извинения у подчиненных не просил. Ох, неспроста все это. И Дубинин, змей, ничего не стал говорить, хотя наверняка знает, что здесь затевается. За время, которое Роман работал в отделе Слепцова, он привык к тому, что ему поручают самые грязные дела. Но на этот раз ему приготовили что-то архипаскудное.