Сергей Кулаков - Курильская обойма

Роман оглядел почтительно затихших бойцов. Толстый перестал коситься, преданно глядел в рот.

– Веселой прогулки, похоже, не получится, – сказал задумчиво Клещ.

– Не получится, – подтвердил Роман.

– Что вы предлагаете? – спросил Лютый.

– Атаковать только из-под воды. Причем надо иметь в виду следующее: люди Одзаки опытные аквалангисты, возможно, в момент атаки они будут находиться под водой. Поэтому действовать крайне осторожно. Не исключен подводный бой.

– Понятно, – кивнул Лютый. – Но если яхта будет находиться в движении, аквалангисты отпадают. Значит, придется догонять яхту на подлодке и высаживаться через торпедные отсеки.

– Именно так, – согласился Роман.

– Задача всем ясна? – спросил Лютый своих бойцов.

Те вразнобой закивали.

– Вы идете с нами? – спросил Лютый.

– Да, – коротко ответил Роман.

Лютый кивнул. Никто не задал ни единого вопроса относительно профпригодности новичка. Похоже, все уже поняли, чего он стоит.

В небольшой кабинет вошли: посол Японии, советник посла Масару Ибука и переводчик. На всех были черные костюмы, строгие галстуки. Их встречали: первый заместитель министра иностранных дел Головин и председатель Совета безопасности Полевой.

После церемонных поклонов все расселись вокруг низенького чайного столика. Вошла красивая девушка с подносом, расставила чашки, налила чай. Приятно всем улыбнулась и бесшумно удалилась по толстому ковру.

– Прошу вас, господин посол, – жестом хлебосольного хозяина пригласил гостей к чаю Головин. – Господин Ибука, прошу.

Гости вежливо подержали чашки в кончиках пальцев, но пить не стали.

Посол, глядя на Головина, сказал короткую фразу на японском.

– По какому сроджьному джеру вы нас выдзвари? – перевел переводчик.

– Господин посол, я думаю, мы отлично можем обойтись без переводчика, – сказал Головин.

Посол помолчал, затем кивнул переводчику. Тот с поклоном вышел из кабинета.

– Теперь вы удовлетворены? – спросил без акцента посол.

– Удовлетворен. Но лишь частично.

– Что вы хотите сказать?

Тон посла был строг, несколько обижен. Ну, еще бы, ничего не объясняя, потребовали с утра пораньше в министерство. И добро бы сам министр принимал, а то всего лишь его заместитель. При этом какая-то таинственность, непонятные требования. Вечно у этих русских все не так.

– Я хочу сказать следующее, господин посол, – очень внушительно начал Головин. – Нам стало известно, что японской стороной готовится крупная диверсия против Российской Федерации.

У посла слегка поднялись брови, что означало высшую степень непонимания и возмущения. Сидевший рядом с ним Ибука сохранял надменную невозмутимость.

– Диверсия готовится в районе острова Кунашир. Ее цель: произвести взрыв подводных трещин с целью вызова землетрясения и цунами, в результате которых будут произведены колоссальные разрушения всего региона, включая в первую очередь населенные пункты Хоккайдо. Взрыв будет приурочен к учениям российского флота, что позволит японской стороне обвинить Россию в катастрофе и заставить ее в качестве компенсации вернуть так называемые Северные территории.

– Я протестую, – заявил посол, делая движение, чтобы подняться и покинуть кабинет. – Это клевета и провокация. Я буду жаловаться вашему президенту.

– Ваше право, господин посол, – сказал Головин. – Но сначала будьте добры, прослушайте одну короткую запись.

Он кивнул Полевому. Тот поставил на стол диктофон, нажал кнопку воспроизведения. Когда послышался голос незнакомого мужчины, посол скептически скривился, затем замер и по мере продолжения диалога не произнес ни звука.

Ибука вжался в спинку дивана, руки скрючились, на лбу, на лице выступили крупные капли пота. Если он и справлялся с собой, то ценой неимоверного усилия воли. Хотя было понятно, что надолго его не хватит. Дошел бы до выхода из министерства.

– Надеюсь, вы узнали голос своего советника, господин посол? – спросил Головин, когда запись закончилась.

Посол молчал, тратя всю свою выдержку на то, чтобы, как говорят на Востоке, сохранить лицо.

Господину же Масару Ибуке нечего было сохранять. Вместо лица у него была неподвижная маска из театра кабуки. Две дыры вместо глаз, раскрытый в нелепой гримасе рот, окаменевшие морщины, поднятые дыбом волосы.

– Как вы понимаете, мы могли бы дать этой записи широкую огласку, – продолжал Головин. – Но мы решили пока этого не делать. У нас с Японией прекрасные партнерские отношения, и мы можем уладить недоразумение прямо здесь, в кругу старых друзей. Вы согласны со мной, господин посол?

– Это провокация, – прохрипел тот.

– Если вам удобно придерживаться такой точки зрения, пожалуйста. Но имейте в виду: если вы выполните некоторые наши условия, мы обещаем, что нигде и никогда эта запись не прозвучит.

Посол долго молчал, глядя в сторону.

– О каких условиях идет речь? – наконец сказал он.

– О, сущие пустяки. Вашей стороне это ровно ничего не будет стоить.

Головин повернулся к Полевому, кивнул.

– Во-первых, – отрывисто заговорил Полевой, – вы должны письменно заверить нас, что подводные взрывы в районе острова Кунашир японской стороной производиться не будут. Ни в ближайшее время, ни впредь.

Во-вторых, все претензии японской стороны в международных судах и правовых организациях о возврате Курил и Сахалина снимаются на неопределенное время.

В-третьих, господин Ибука обязан передать нам записи разговоров депутата Демидова и генерал-лейтенанта Стрельникова.

В-четвертых, мы оставляем за собой право самостоятельно обезвредить группу Одзаки и поступить с ней так, как сочтем нужным. Это все.

– Вот видите, – развел руками Головин. – Я же говорил, это пустяки. Не так ли, господин посол?

– Мы не можем давать письменные обязательства подобного рода, – выдавил тот.

Но в голосе его должной твердости уже не слышалось, да и откуда ей было взяться.

– Еще как можете, – вдруг оставив благодушный тон, отчеканил Головин. – И не надо торговаться, господин посол, вы не в тех условиях.

Посол обреченно посмотрел на двух здоровенных мужиков, сидевших напротив него. Ну почему этим русским так везет? Заветная мечта была рядом, и вот – полный провал. Придется уступить им по всем пунктам.

Что скажут в Токио?!

Где-то громко лязгнуло железо о железо. Наташа вздрогнула. Идут за ней? Или это только гремит какой-то механизм?

Она не знала, ни где находится, ни какое сейчас время суток, ни что с ней будет дальше. Впрочем, о последнем она догадывалась. Все эти перемещения не могли закончиться не чем иным, как смертью.