Михаил Нестеров - Выстрел из прошлого

Они уходили в противоположном направлении, оставляя под потухшим фонарем два трупа. Задание выполнено.

Виктор зашел в кафе, которое заманивало посетителей рекламным неоном, негромкой музыкой, заглушавшей, однако, звуки с улицы, и сразу прошел к столику Валентина. Чтобы не таскать его куртку в руках, он надел ее, машинально похлопал по карманам. Профессиональное любопытство взяло верх, и он открыл паспорт, прочитал фамилию – Мишустин Валентин Сергеевич, 1955 года рождения, вгляделся в фото, положил документ на место. Подошел к стойке бара и пробежался взглядом по ряду винных бутылок. Какое вино купить, самое дорогое? Красное или белое? Бывший подводник пил красное вино. Инсаров выбрал среднее: розовое мартини. Открутил крышку и пригубил, посмаковав напиток, прямо у стойки, как истинный ценитель вин. И только потом расплатился, чем удивил бармена, взгляд которого говорил: «А если бы тебе не понравилось?» Он подал клиенту полиэтиленовый пакет, давая понять, что с бутылкой в руках по улице идти не рекомендуется. Чертовы шведы. Чертовы европейцы.

Виктор шел к набережной, а в голове звучала красивая мелодия из французского кинофильма «Откройте, полиция!». Когда он слушал ее, то всегда представлял набережную Сены так, как показывают ее по телевизору. Ничего необычного, но музыка словно одухотворяла ее.

Настроение поднималось в гору потому, что исчезла вдруг неопределенность. Они сделали трудный выбор, может быть, не в свою пользу, но сделали.

Он вышел на набережную, в растерянности посмотрел на единственный фонарный столб, на котором не горела лампа, но не увидел фигур двух людей, которых оставил здесь меньше пяти минут тому назад. Он сделал шаг, другой. К горлу подкатил комок, когда он различил очертания лежащего на земле тела. Машинально оглянулся, раздувая ноздри. Он уже знал, что произошло, но боялся поверить в это. Боялся поверить в то, что он в это время оказался в другом месте.

Он склонился над телом Ольги, коснулся ее волос, провел пальцами по щеке.

Она лежала, вытянув руки вдоль туловища. Как по струнке, как по струнке, отбарабанило в голове. Как в психушке. Твари, кто ее так положил? И где убийцы? Они пришли и за ним тоже. Или это месть генерала приобрела такие невообразимые черты?

Взгляд Виктора наткнулся на другое тело, лежащее в десяти метрах дальше, у парапета. Валентин. Что-то заставило Инсарова подойти к нему. Уже с расстояния в пять метров он увидел, что именно: это лицо трупа. Точнее, его отсутствие. Стреляли ему в затылок, машинально подмечал Инсаров. На выходе пули образовали отверстие с кулак величиной. Отсутствовал нос, левый глаз, верхняя челюсть открылась, как дверь – в сторону. Под головой расползлась кровавая лужа, затопляя комки серого вещества, выбитые зубы. Жуткая картина.

Он встал и пошел к телу Ольги. Увидел, как со стороны кафе «Васа» к месту происшествия бегут двое полицейских, на ходу вынимая оружие и выкрикивая в морозный воздух предупреждения.

Виктор был готов заключить сделку с богом, с дьяволом, лишь бы встретиться лицом к лицу с двумя, тремя бойцами из своего подразделения, лишь бы пережить их на одно мгновение, на одно только дыхание.

Но кого прислал генерал? Еретика?

– На колени! Опуститесь на колени!

Шульца, Куницу?

– Руки за голову!

Зубочистку?

– Бросьте оружие!

Инсаров поднял руки.

– На колени! – прозвучала повторная команда.

Он чуть помедлил, подпуская полицейского еще на шаг ближе. И когда тот оказался на расстоянии вытянутой руки, вдруг резко присел, уходя с линии огня, а заодно снося противника задней подсечкой. Полицейский ударился головой об асфальт и обмяк. Секунда, и Виктор вооружился его девятимиллиметровым пистолетом швейцарской фирмы «SIG». Рукоятка пистолета привычно вписалась в ладонь стрелка, палец лег на спусковой крючок и придавил его в тот момент, когда второй полицейский был готов открыть огонь из своего оружия. Инсаров стреножил его, отстреляв ему в предплечье и бедро.

Кто-то из свидетелей убийства Ольги и Валентина вызвал полицию, и эти двое оказались на месте преступления первыми. А сейчас к ним на помощь спешили еще пятеро на машине. Она взвизгнула тормозами в тридцати метрах впереди Виктора, отсекая его от дороги. Все четыре дверцы открылись, выпуская полицейских, вооруженных пистолетами-пулеметами. Над головой спецназовца просвистели пули, прижимая его к земле. Он огрызнулся точным выстрелом, показав противнику, как нужно стрелять. Пуля пробила полицейскому плечо, задевая ключицу, и он повалился на землю. Инсаров мог уйти, отстреливаясь, а мог получить пулю.

Он упал на землю, отбросив пистолет в сторону. Перевернулся на живот, вынимая из кармана паспорт Валентина Мишустина. Наугад открыл нужную ему страницу с фотографией...

Он рычал, перемалывая зубами фото Счастливчика, который отдавал ему свое имя, свой позывной. Случайный человек, который был послан ему то ли небом, то ли дарован судьбой. И походил на безумца. Из двух безумцев, из двух разведчиков в живых остался только один. Только так, зубами вырвав чужое имя, он мог остаться в живых и отомстить. Когда? Через пять, десять лет?..

На него навалились сразу два полицейских. Третий, видя в Инсарове человека, решившего свести счеты с жизнью, бросил товарищу:

– Он что-то проглотил!

И сдавил его горло сильными пальцами.

В голове Виктора зашумело. Этот полицейский перекрыл не только доступ воздуха, но и остановил мысли. Перед его мутным взором лицо полицейского, а ему кажется – Счастливчика. Это он сломал, перекроил судьбу Виктора. Жертвуя собой, он видел будущее. Ему уже не жить, главные ворота уже открылись перед ним. А Виктору еще жить да жить, топать по этой чужой и грешной земле, оправдывать свой новый позывной, который свалился на него с самых небес, с самых небес. А он будет улыбаться ему сверху, сквозь кристальный воздух, такой свежий, будто его выдохнул сам господь бог. Или – через боль и слезы, кипящие под адовым огнем, – кричать ему из преисподней: «Я не жалею ни о чем, слышишь?» Зачем жалеть о том, чего у тебя никогда не было? Легко рассуждать о добре и зле здесь, на Земле, на шарике, когда ты толком не познал ни добра, ни зла. Оно там, наверху или внизу, и только там все станет понятно, станет на свои места, станет доступна и объяснима каждая мелочь. Снизу неба не разглядеть, а сверху землю хорошо видно. Красивая она. Белые шапки гор, голубые изгибы рек, зеленые шляпы лесов, много чего красивого на земле.

Эти мысли, коснувшиеся началом своим одного, перекочевали на другого, и теперь Виктор перехватил их, словно брошенные слова, бесхозные, ан нет. Он смотрел на подводника с высоты этих слов, которые точно подняли его, и он не боялся упасть, разбиться. Теперь и он обрел дар предвидения: ему жить да жить, топать по этой счастливой земле, оправдывать счастливое имя, упавшее на него прямо с небес.