Сергей Анохин - $амки

И вот она появилась. Без черной униформы Леся выглядела совсем неприметно – потертые джинсы, сандалии на босу ногу, дешевая китайская футболка почти до колен. Размеров на пять больше, чем нужно, прикинул Михаил.

Он рванул дверцу на себя и собрался залезть внутрь… В ту же секунду Нанаец выскочил на дорогу, отворил дверь с противоположной стороны и плюхнулся на сиденье, а Беседа неторопливо приоткрыл дверь справа от себя и, улыбаясь во все тридцать два зуба, позвал:

– Леся, идите сюда!

«Во блин! – кисло подумал Ученый. – Видок у меня. Выставил ей жопу…»

Он нехотя уселся рядом с Нанайцем. Физиономия у того была изрядно перекошенной. Ну и то хорошо, решил Михаил. Ни нашим, ни вашим. А Беседа, ну бог с ним… Пусть порадуется чуток.

И тут его ждал сюрприз. Леся уютно устроилась на сиденье и предложила:

– Джон, а давай на «ты». И, кстати, почему тебя так зовут?

О!.. Ну сейчас начнется… Ученый с тоской закатил глаза. Рядом тяжело вздохнул Антон.

И снова произошло невероятное.

– А у нас в Бурятии чуть не каждый второй – Джон, – неожиданно хихикнул Беседа. – Шучу. Но, вообще, это длинная история, в другой раз расскажу.

Ученый и Нанаец переглянулись. Если так и дальше пойдет…

И ведь пошло!

– В другой так в другой, – легко согласилась Леся. – Тогда про Бурятию расскажи, а то я дальше Московской области никуда не выбиралась.

– Крохотным знаменем над планетою бьется Отчизна моя – Бурятия, – тут же процитировал Беседа.

– Очень красиво. Это ты сам сочинил?

Джон с сожалением вздохнул и признался:

– Нет. Намжил Нимбуев.

И тут же, не давая себя прервать, выложил историю жизни любимого поэта. Его, впрочем, никто не прерывал. Ученый с Нанайцем – потому что знали: бесполезно, Леся – потому что действительно заинтересовалась.

– Еще что-нибудь почитай.

Уговаривать Беседу не пришлось, он с готовностью начал нараспев:

Он смущенно запнулся:

– Я их много знаю, но лучше тебе книжку подарю. А вот Бурятия – это да! Один Байкал – целая поэма. Примитивный каяк, древнее как мир весло – и ты забываешь о существовании тонущих в серой мгле городов, о неотложных делах, о нескончаемой суете. Как будто возвращаешься туда, откуда пришел, где и должен быть. Вокруг горы, луга, тайга и воздух, наполненный запахами воды, скал и цветов. Внизу – кристально прозрачная вода. Над головой – бездонное синее небо, ослепительно белые облака и жаркое солнце или безумные россыпи звезд. Величественные утесы, гроты и пещеры, бухты и заливы, загадочные наскальные рисунки древних бурят…

– Да ты сам поэт! – воскликнула Леся. – Так здорово все описываешь, я как будто там побывала, своими глазами увидела.

– Обязательно побываешь. Я тебе все покажу.

– Ага, – не выдержал Ученый, – вот прямо сейчас.

– На каяке повезешь, – добавил Антон.

Леся оглянулась назад и с удивлением посмотрела на них:

– А вам разве не интересно?

– Мы эти россказни уже не первый год слышим. Вычитал в каком-то путеводителе, вызубрил наизусть и повторяет, как попугай, – почти прорычал Антон.

Она пожала плечами:

– Вряд ли. – И снова Беседе: – А ты в юрте жил? На лошади умеешь?

– На самокате он умеет, – не дав сказать Джону ни слова, заявил Ученый. – Ему ни лошади, ни руля доверять нельзя. Вон, опять на красный проскочил. И вообще – приехали уже…

Они действительно были на месте. Перед ними на Арбатской площади высилось открытое после почти годовой реставрации светло-бежевое, похожее на корабль, здание самого знаменитого ресторана столицы. После того как месяц назад Лужков торжественно перерезал символическую ленточку и открыл обновленный ресторан, Анастасия потребовала отметить свое двадцатилетие именно там, и не успокоилась до тех пор, пока не получила требуемую для проведения банкета сумму. Она лично съездила в заведение и не поленилась в течение часа выслушать лекцию о преимуществах того или иного зала, а затем потратила еще два часа на составление меню.

Эдик и Колокольчик уже ждали их в искрящемся белизной зале.

Леся с любопытством оглядывала огромный купольный потолок, белоснежные колонны.

– Всю жизнь в Москве прожила, а здесь никогда не была, – призналась она.

– Я тоже, – весело откликнулся Беседа.

Как-то так получилось, что, всецело завладев Лесиным вниманием еще в машине, он и теперь не отпускал ее ни на шаг. Чинно вел под руку, будто иначе и быть не могло, и победно смотрел на совершенно обалдевших от такого беспримерного нахальства Ученого и Нанайца.

А Михаил только теперь начал лихорадочно соображать, как объяснить Насте присутствие незнакомки. Анастасия специально не пригласила ни одной подруги. Даже в таком скромном и непрезентабельном, на ее взгляд, мужском обществе – чего только стоила ее истерика по поводу «мелкой бандитской сошки» в день великого юбилея! – она пожелала блистать в одиночестве.

«А, пожалуй, и хорошо, что она с Беседой, – решил он, оглядываясь на Лесю. – Пусть Настька думает, что это он привел. Не устроит скандала».

Оставалось только решить вопрос со стулом и лишним прибором.

– Леся, может, тебе надо подкраситься?

– Я не пользуюсь косметикой, – ответила та, но, вероятно сообразив, что ее хотят на время деликатно удалить, добавила: – А вот причесаться не помешает. Джон, пойдем, покажешь, где тут можно…

С благодарностью посмотрев ей вслед, Михаил быстро бросился к метрдотелю. С помощью нескольких хрустящих купюр, выданных Антоном, все было улажено за три минуты, и появившаяся Леся была торжественно препровождена за стол. Тут уж Михаил расстарался. Он усадил ее между собой и Беседой, заявив, что он и родной брат должны сидеть по правую и левую руку именинницы во главе стола, иначе, мол, и быть не может. Антон вынужден был сидеть напротив него, и даже просто разговаривать с Лесей ему было не то чтобы совсем затруднительно, но, по крайней мере, не очень удобно.

По залу пронесся восхищенный гул.

Настя – большая любительница театральных эффектов – появилась как раз в тот момент, когда собравшиеся уже начали с тоской глотать слюни, разглядывая разносолы, выставленные на столе. Когда выделение желудочного сока достигло апогея при виде батареи бутылок с изысканными закордонными этикетками. Когда разговоры смолкли в трепетном ожидании большого гастрономического праздника.

Она шла по залу, и ей смотрели вслед не только все мужчины, и не только потому, что одета она была вызывающе эффектно. Лишь волосы, собранные в хвост черной шелковой лентой, остались в естественном, первозданном виде – родного огненно-рыжего цвета, тут не работали никакие веяния моды. Даже в бытность правоверным панком, «ирокез» она ставила исключительно при помощи натуральных продуктов – яиц и пива. В этом вопросе не допускались никакие эксперименты. На свои шикарные волосы Настя затрачивала не менее полутора часов в день, могла не поесть или недоспать, но о них не забывала никогда. Зато в остальном девушка была стопроцентным порождением современной синтетической молодежной субкультуры. Малюсенький черный бархатный корсет с многочисленными шнуровками и кружевными вставками с трудом удерживал роскошную матово-белую грудь. Облегающие, разумеется тоже черные, латексовые шортики чуть не лопались на аппетитной круглой попке. На длинных стройных ногах – черные чулки в сеточку и высокие остроносые ботиночки суперстильного дизайна со шнуровкой и пряжками на умопомрачительных шпильках с металлическими вставками.