Борис Бабкин - В крике от смерти

– Это ты зазря так говоришь, внучка, – сказал сидевший на диване с газетой дед. – Счас ведь только и слышишь, какая милиция плохая. Мол, и взятки берут, и даже преступления совершают. Надобно, чтоб и честные там работали. А то выходит, что и надежды нет на нашу защитницу, ну, милицию эту самую. – Он снял очки. – Тогда на кой хрен нам такая милиция нужна? Я бы отпустил его. Все-таки вдруг лучше жизнь станет. И отпор всяким бандюкам дать есть кому. Или вот знакомый Сергея, капитан этот, он тоже честный и смелый милиционер. Значит, есть еще надежные люди.

– Он туда не пойдет, – заявила Алена. – Я об этом даже слышать не хочу!

– Раз нет – значит, нет, – согласился Сергей.

– Вона как, – вздохнул Андрей Игнатьевич. – Значит, сразу под каблук попал. А ведь герой. Али смелости не хватает бабе перечить?

– Не бабе, – улыбнулся Сергей, – а моей жене. Ей я отказать просто не могу. И вообще, – прекращая разговор, сказал он, – я военный человек и живу по принципу «Приказы не обсуждаются, а исполняются». А жена – мой пожизненный командир.

– Ишь хватил как, – улыбнулся дед. – Ну, это правильный курс. Я своей Антонине тоже ни разу всерьез не воспротивился. Скажи, так? – посмотрел он на жену.

– Да всякое бывало, – улыбнулась та. – Но грех жаловаться, Андрей мой – правильный мужик и обиды мне не чинил.

– Пашка, – улыбаясь, позвал Мухин, – тут тебя требуют.

– Кто? – вышел из комнаты Ролов.

– Папа! – бросился навстречу сын и, обхватив за шею, прижался к поднявшему его отцу. – Я думал, тебя убили, – неожиданно всхлипнул он. – Нам с мамой позвонила какая-то тетка и сказала, что ее мужа и тебя убили. Папа, – он посмотрел в налившиеся слезами глаза отца, – ты почему домой не идешь? Все пацаны тебя героем считают. И мама очень волнуется.

В дверях стояла Лида и плакала. Милиционер, что-то тихо говоря на ухо своей жене, вывел ее в кухню.

– Это я позвонила Лиде, – улыбнулась та. – Думаю, волноваться будут. Ведь действительно передавали, что…

– Правильно сделала, – похвалил жену Мухин.

Умет

– Слушай-ка, – войдя в палату, сказал парень в тельняшке, – эти снова выступают…

– Сдерни отсюда наскоряк, – не поднимая головы, произнес Анджей, – или тебя переведут в травматологию. – Парень сразу выскочил. – Надо уходить, – пробормотал Анджей. – Вроде мне полегче стало. Значит, уезжать нужно куда угодно. Осталось мне, судя по всему, чуть-чуть и маленько. А лучше в бою погибнуть, чем вот так медленно подыхать. Да и не умею я болеть.

– Привет! – В палату вошел Каток.

– Здорово. Ну что, говорил с ментенком?

– Да нет, не приходил он больше. На понт, сука, брал скорее всего.

– А откуда он про наган узнал? Если на понт брал, то про «ТТ» бы говорил или просто – мол, есть у тебя ствол? А револьвер сейчас большая редкость.

– В натуре, – помолчав, кивнул Вячеслав. – А я как-то и не подумал.

– Да ты, похоже, в последнее время вообще думать разучился, – усмехнулся Анджей. – Ну криминалом занимаешься, и хрен с тобой – за тебя мыслят другие. Поэтому я и не пошел в бригаду, когда откинулся, а ведь приглашали. Тогда же все это только начиналось, в восемьдесят восьмом. Начал я уже потом, но сам парней собрал. Поэтому и советую: брось ты на хрен все это. Лучше уж езди…

– Да я же тебе говорил, – перебил его Каток, – боюсь. Понимаешь, боюсь. Ты-то знаешь, что это такое. Ладно если бы за родину воевать, как в Афгане или в Чечне. Я ведь присягу давал. А тут получается – просто за деньги. Так я и здесь неплохие бабки делаю. И не хожу по минным полям, не прикуриваю в кулак, чтоб снайпер не засек, и не вдавливаюсь в землю, когда артиллерия вовсю шпарит. И в атаку на пулеметы тоже не бросаюсь…

– Зато когда слышишь шум подъезжающей машины, – усмехнулся Анджей, – вскакиваешь и к окну прыгаешь: вдруг менты за тобой прикатили? И постоянно врешь. Не можешь же ты матери сказать, где бабки взял. И вообще никому не скажешь. Я через это уже прошел и выбрал войну. Любую, главное – не против России. А тебе рано или поздно придется и с ментами воевать. А они служат этой самой России, которая, между прочим, твоя родина.

– Но ты же сам убил одного и ранил двоих.

– Тогда я был перемкнутый, – вздохнул Анджей. – Только вернулся из Афгана – и опа, срок. Тюрьма. Впрочем, давай не будем обо мне, это неинтересно. Кстати, тогда еще СССР был, так что я вполне могу причислить себя к борцам с коммунизмом. А если кассы грабил, так Котовский тоже экспроприацией занимался, да и Камо на кареты казначейства нападал. Так и я попробовал инкассаторов на уши поставить. Воевал я с государством, которое меня в тюрьму ни за что упрятало. Я же до Афгана вообще не воевал. Впрочем, это неинтересно. А сейчас я легионер, полковник славянского батальона и доволен этим. И тебе советую – уезжай.

– Да слышал я твои советы, – кивнул Вячеслав, – но не поеду никуда. Со мной тут ничего не случится. И в тюрьму не попаду. В общем, я чего пришел… Бабки тебе нужны? А то я на пару дней смотаюсь и прийти не смогу.

– Оставь тысчонку, – кивнул Анджей. – Почему-то не наедаюсь я тут, – рассмеялся он, – да и деньги кончились. Шоколадку одной дал – значит, и других обижать не следует. Я ядом только на одну дышу, на леди-киллер. Во дела! Сколько всего прошел, а тут лег лечиться и чуть на игле у медсестры душу Богу не отдал. В башке что-то как будто взорвалось, я на пару секунд отключился. В легионе бы со смеху покатились – полковника Росса медсестра пришила. – Каток фыркнул. – Тебе смешно, а мне не до смеха. Еще раз, и все, начну уколов бояться. А ты когда едешь?

– Да вот от тебя уйду и поеду.

– Влипнешь ты, Славка. – Анджей покачал головой.

– Все нормально будет, – засмеялся тот.

– Ничего не болит? – спросила Рубина, посмотрев на Анастасию.

– Нет. А что с нами, доктор?

– Какая-то инфекция попала и повысила температуру. Правда, я никак не пойму, что именно случилось. – Врач встала. – Подождем результатов анализов. – Елена Анатольевна вышла.

– А ты богатенький мужичок, – усмехнулся лысый. – И чем же занимаешься?

– Так я говорил, – напомнил Андрей, – работаю в фирме по продаже подержанных иномарок. Сейчас вот лежу, а должен был уже назад ехать. Правда, хозяин с пониманием отнесся. Дня три подождет и никого посылать не будет. Не хотелось бы деньги терять.

– А сколько ты за эту хреновину получаешь? – поинтересовался крепкий.

– По-разному. Самое большее – полторы тысячи евро. Зависит от машины и за сколько я ее смогу продать.

– Врач! – вбежал в палату пожилой толстяк.

Все улеглись в кровати. Андрей, закрутив пробку, сунул бутылку коньяка в сумку и задвинул ее под тумбочку. Елена Анатольевна вошла в палату и остановилась.

– Вот что я вам скажу, – негромко заговорила она. – Дело, конечно, каждого – лечиться или просто лежать в больнице. Сегодня я добрая и не стану ничего выяснять. Но если такое повторится, выпишу немедленно. Коньяк, кстати, неважный. Впрочем, азербайджанский никогда не отличался качеством. – Елена Анатольевна вышла.