Виктор Доценко - Срок для Бешеного

Внимательно осмотрев свою работу, он удовлетворенно опустился на дощатый пол, отдохнул немного, потом укутался в остатки одеяла и попытался уснуть…

То ли от холода, то ли от воспоминаний сон не приходил…

На следующий день рано утром Говоркова разбудило лязганье запоров. Цельнометаллическая дверь резко распахнулась. В камеру вошли трое: толстенький майор, начальник войскового наряда и дежурный прапорщик по ШИЗО.

— Тебя что, подъем не касается? — закричал майор, сотрясая брюшком. — Встать!

Савелий медленно поднялся, опираясь на руки в «браслетах». Молоденький начальник войскового наряда с интересом посмотрел на него, потом уткнулся в пластиковую доску, на которой отмечались все движения в зоне: кто пришел этапом или ушел на этап, сколько человек на работе, сколько в санчасти, сколько освобождено от работы, сколько на свидании, сколько в штрафном изоляторе и так далее.

— Та-а-ак… — протянул майор, придирчиво осматривая камеру с явным намерением найти что-либо запретное, потом, взглянув на Савелия, засыпал его вопросами:

— Почему в наручниках? Почему один в камере? С нового этапа, что ли? За Савелия ответил дежурный по ШИЗО.

— С этапа он… Зелинскому нагрубил… — Он вдруг смутился.

— А ты что молчишь? Не жалуешься? Или поделом наказал замком роты? Савелий молча смотрел в стену мимо майора.

— Характер решил показать? Ну-ну… Мы тебе его здесь быстро обломаем! — усмехнулся тот. — Умник нашелся! — Вдруг заметил заткнутое окно. — Это что такое?.. Быстро снять!.. — приказал он, выходя из камеры.

Дежурный прапорщик бросился к окошку. Сорвав лоскут с решетки, прапорщик взглянул на окошко, из которого сразу потянуло морозом, пожал плечами и бросил его назад в камеру.

— Смотри… осторожнее, — тихо сказал он, кивнув на лоскут, и быстро вышел, захлопнув дверь камеры…

В понедельник вновь прибывших привели в административный корпус. Длинный коридор сверкал чистыми, свежевымытыми полами и синими панелями стен. По обе стороны тянулись двери кабинетов со стеклянными табличками: «Нарядная», «Оперчасть», «Режимчасть», «Заместитель начальника по РОР», «Заместитель начальника по ПВР», «Заместитель начальника по производству»…

В конце коридора на торцевой стене красовалось огромное полотно: на фоне стройки с башенными кранами был изображен, как его называли, «мужик в кепке» с дебильным лицом. В руке он держал красного цвета паспорт. Наверху большими буквами было написано: «На свободу — через труд»…

В подтверждение этого лозунга все стены между кабинетами были заполнены различными графиками по выполнению плана, по итогам соревнования и огромной, в три ватманских листа, стенгазетой «учреждения».

Новоэтапников остановили перед дверью, обитой черным кожзаменителем, с черной блестящей табличкой «Начальник учреждения — подполковник Чернышев И.П.».

— Ждать вызова! — приказал прапорщик и, поправив складки на шинели, вошел в кабинет.

Все расположились привычным порядком. Савелий встал третьим. Одеяло он сдернул в держал в руках. У многих были сумки, рюкзаки, мешки.

Впереди Савелия стояли краснолицый парень и Сухонов.

— Пойдем, — предложил Сухонов краснолицему,

— стрельнем покурить, а то ухи опухли… — Они направились к выходу, и Савелий оказался первым у кабинета, дверь которого почти сразу распахнулась.

— Встать по стенке, не мешать проходу людям! — бросил строго прапорщик. — Заходить по одному!.. Иди! — добавил он, кивнув Савелию.

Савелий прошел на середину кабинета, спокойно опустив одеяло у дверей на пол. Огромный кабинет был заполнен администрацией зоны. За двухтумбовым столом сидел хозяин кабинета — мужчина лет пятидесяти в форме подполковника, его черные волосы припорошило сединой, лицо украшали очки в тонкой металлической оправе золотистого цвета. Слева от него, за небольшим столиком, прямо под полкой с цветным телевизором, сидела женщина, встречавшая этап у вахты. Сейчас она была в форме майора. Одиннадцать офицеров, от лейтенанта до майора, разместились полукругом на стульях вдоль стен.

— Говорков Савелий Кузьмич, статья восемьдесят восьмая, часть вторая, девять лет строгого режима…

— И тут же добавил: — Тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения! — Савелий доложил монотонно, но четко и уставился на портрет Горбачева, висевший над головой подполковника.

Женщина быстро отыскала дело Говоркова и протянула начальнику, который молча пролистал его, лишь ненадолго останавливая внимание на некоторых листах, потом, не глядя на Савелия, спросил:

— Специальность?

— Есть… — буркнул Савелий.

— Какая?..

— Какая нужна?

— Твое дело отвечать, а не задавать вопросы. Ясно? — твердо, не повышая голоса, бросил подполковник.

— Ясно, — усмехнулся Савелий, продолжая изучать портрет главы государства, затем начал перечислять: — Слесарь, жестянщик, столяр, водитель машин и дизельных механизмов…

— Во дает! Во лепит… Да врет он все! — с непонятным восторгом воскликнул розовощекий капитан, начальник режимной части.

Нахмурившись, хозяин кабинета снова заглянул в дело Савелия и холодно возразил:

— Нет, не врет, документы есть!

— Тогда ко мне, мне жестянщик нужен… — тут же подхватил капитан лет сорока, туберкулезного вида, начальник отряда, осужденные которого работали в механическом цехе. — Мне хороший жестянщик нужен!

— Ты всех готов забрать! В подсобках уже спят… Перебьешься!.. — буркнул начальник режимной части.

— Может, ко мне? — неуверенно предложил старший лейтенант, начальник гаража.

— Шофером?. Думай, что городишь! У него же девять лет на ушах!

— Лет через пять, не раньше! — резко вмешался сухощавый майор с тяжелым липким взглядом, заместитель начальника по режимно-оперативной работе, или, как его называли зеки, — «старший кум».

— Хватит! — внятно бросил хозяин кабинета и чуть хлопнул ладонью по столу. Обычная перебранка, напоминающая торг рабов, сразу прекратилась: всем был известен нрав начальника. Воцарилась тишина, н подполковник взглянул на Савелия: — Ящики пойдешь колотить! В 76-ю бригаду…

Тут подтянутый капитан с бравыми усами на усталом лице как бы нехотя, словно разговаривая сам с собой, негромко произнес:

— Товарищ подполковник… Иван Павлович… Может… в 73-ю? У меня на автомате кромки сбой: Селиванов и Кривошеий…

— …снова в штрафном изоляторе? — закончил за него подполковник и недобро усмехнулся.

— Ну… Снова пятнадцать! Когда еще выйдут… А план… — капитан поморщился и тяжело вздохнул.

На всех сидящих безоговорочно действовало сакраментальное слово «план». От выполнения плана зависело их служебное и материальное благополучие. А потому подполковник мгновенно отреагировал.