Виктор Доценко - Охота Бешеного

— Жалеешь, что ли? — в шутку бросил Константин.

— А что жалеть-то? — серьезно ответил Александр. — Конечно, тезка мой в памяти людской остался навечно. Но мне бы хотелось, чтобы обо мне помнили не как о герое, а как о надежном парне, с которым всегда было весело и легко. До армии выступал за «Динамо» в вольной борьбе и самбо, иногда закрывали мной и дыру в боксе по моему весу. В армии меня сразу отобрали в спецназ. В Афганистане определили в разведбатальон, службу закончил командиром взвода разведчиков, в чине старшего лейтенанта. В настоящее время возглавляю у Олега оперативную часть…

— Если не секрет, что заставило тебя согласиться на предложение майора Воронова? — в лоб спросил Савелий.

— Почему секрет? — скривился он. — Мне воздуху не хватает! Простора для мысли! — воскликнул он с таким азартом, что сразу же напомнил одного из киношных героев, который рвал на себе тельняшку и кричал: «Жора, плюнь за пазуху — морская душа не может жить без моря!». Потом спокойно добавил: — Опасностей захотелось.

— Хорошо, а языки?

— Немного говорю на фарси, английский знаю лучше. А еще могу объясняться с глухонемыми.

— Спасибо. Теперь ты, — кивнул Савелий на парня, сидевшего рядом с Матросовым.

Тот медленно поднялся, и оказалось, что росту в нем никак не меньше метра девяносто. Перехватив взгляд Савелия, он сразу же уточнил:

— Метр девяносто три. Иван Калуга, тридцать два года, год Афганистана, два тяжелых ранения…

— За год? — удивился Савелий.

— Нет, за три. Сразу же по призыву меня определили в Кремлевский полк, но потом в нем побывала какая-то шишка из ЦК, которая заявила: «Кремлевский полк особый, и в нем все должны быть одного роста!» Тогда меня сунули в морскую пехоту, там я тоже кому-то не понравился. Потом

— к воздушным десантникам, дольше всего у них был, там меня увидел Чурбанов и перевел к себе, а потом… — Он вдруг махнул рукой, видно, решив, что это никому неинтересно. — Языков не знаю, но выкрадывал их довольно часто. Старшина запаса, два ордена. Все, вроде бы… Сейчас тоже работаю в «Герате», заместителем Вишневецкого. Согласился потому, что, Олег сказал, я могу быть полезен в этом задании.

— Откуда такая уверенность? — удивился Савелий.

— Я Чечню очень хорошо знаю: детство там провел и потом бывал…

— А почему ты решил, что наше задание связано с Чечней? — спросил Савелий.

— Олег мне сказал, что я могу быть полезен, — спокойно, не моргнув глазом, повторил Иван Калуга.

— Ну, хорошо, садись.

Не дожидаясь вопроса Савелия, Костя Рокотов поднялся сам и быстро начал:

— Константин Рокотов, двадцать один год, служил в морской пехоте, Афганистан, как вы понимаете, не застал, зато повоевал в Чечне пару месяцев, обошлось без ранений, в прошлом году демобилизовался, работаю в «Герате», никаких подвигов пока не совершил и, если честно, очень хочу отправиться на ваше задание. — Все это он отчеканил без запинки, словно выучил наизусть, а потом уставился на Савелия.

— Послушай, Костя, зачем это тебе? — устало спросил Савелий. — Только, пожалуйста, не нужно говорить о романтике.

Услышав последнюю фразу, Рокотов заметно растерялся: очевидно, именно о романтике он и хотел сказать. Помолчав немного, пожал плечами.

— Выходит, теперь слово «романтика» как бы ругательное, так, что ли? — обиженно спросил Константин.

— Ну, почему ругательное? Просто когда об этом говорит человек твоего поколения, звучит не очень убедительно, — откровенно ответил Савелий.

— Моего? А разве ты сам не относишь себя к нашему поколению? Подумаешь, каких-то десять лет!

— Не каких-то, а ЦЕЛЫХ десять лет, — возразил Савелий. — А десять лет по нынешним временам — это целая жизнь.

— Может быть, для кого-то из МОЕГО поколения слово «романтика» ничего и не значит, но для меня оно не потеряло своего первоначального смысла! — упрямо произнес Костя. — Во всяком случае, объяснить чем-то другим свое желание отправиться на это задание я не могу.

— Хорошо, пусть будет по-твоему, — примирительно сказал Савелий, почувствовав, что Рокотов говорит искренне.

— Значит, я могу остаться? — Костя засиял от счастья.

— Скажи, а отец знает о твоем решении? — неожиданно спросил Савелий.

— При чем здесь отец? — недовольно буркнул Константин.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Нет, не знает. — Парень поморщился.

— Почему?

— Я решил ему сказать только в том случае, если меня окончательно утвердят для этого задания. Зачем заранее волновать?

— Выходит, ты не уверен, что тебя утвердят?

— А разве все остальные уверены? — ответил Рокотов вопросом на вопрос.

— Думаю, да. Ладно садись. И ты, наконец! — Савелий посмотрел на рыжего парня, сидевшего рядом с Константином.

Он оказался не слишком мощного телосложения, да и ростом лишь немного выше Савелия, однако было в нем что-то такое, что вызывало симпатию и доверие буквально с первого взгляда.

— Денис Кораблев, тридцать четыре года, три года Афганистана в войсках специального назначения, служил в отделе военного прокурора, приводил решение суда в исполнение. То есть был и палачом! — Последние слова он произнес с некоторым вызовом и тут же пояснил: — Это я сказал, чтобы предварить вопросы.

— Сколько раз? — уточнил Савелий, чувствуя, как симпатия к этому парню почему-то быстро улетучивается.

— Один. — Кораблев тяжело вздохнул и опустил голову.

— Тогда зачем вообще об этом заговорил?

— Да тошно мне до сих пор! — В его голосе звучал какой-то надрыв.

— В чем его обвиняли? Ну, того, которого ты…

— В измене Родине. Будто бы он рассказал «духам» о маршруте наших, и ребята погибли, попав в засаду.

— Почему «будто бы»? — спросил Савелий, хотя уже сам догадался, что того парня осудили напрасно.

— Оказалось, «духи» его подставили: пленный потом рассказал.

Кораблев чуть не плакал, и Савелию стало его жаль.

— Тебя это так мучает, что ты подумывал даже пустить себе пулю в лоб, да храбрости не хватило, так? И ты специально ищешь опасность, чтобы в ней забыться или погибнуть. Так? — Савелий беспощадно бросал ему в лицо правду, которой тот боялся. — Скажи, ты мог бы нарушить присягу?

— Нет! — твердо ответил он.

— Так почему же ты обвиняешь себя в его смерти? Ты где сейчас работаешь?

— В аналитическом отделе «Герата», — ответил он. — Еще до Афганистана я в Плехановском учился, а когда вернулся — закончил.

— Вот видишь, пользу людям приносишь, а сам испереживался. Мне кажется, у тебя в голове путаница! Ладно, потом об этом поговорим. Языки знаешь?

— В совершенстве — только английский. — Он словно бы извинялся, что не знает других языков. — Зато отлично владею ножом и вообще любым метательным оружием, даже камнем.