Илья Деревянко - Штрафники

– Прими снотворное. – Он сунул мне в ладонь пластинку с таблетками и мягко, но настойчиво подтолкнул к блиндажу: – Давай, брат, на боковую! Приказать уснуть не могу, но… ты уж постарайся!!!

Мы объявили боевикам отбой сразу после ужина. А перед этим велели выбросить из командирского блиндажа три ящика водки и набитый анашой целлофановый пакет. Кудавыбросить, мы не уточнили, втайне надеясь, что наемники не упустят шанса «расслабиться» на халяву.

Так оно и произошло. Вскоре из землянок потянуло характерным дымком и послышалось нестройное, разноязыкое пение, то и дело прерываемое либо хмельным смехом, либо грязной руганью…

«Глупости! – скажут некоторые из читателей. – Подонки подонками, но воевать-то они умеют! Недаром выжили на двух кровавых войнах. Не станут они пить и курить наркотик непосредственно перед операцией!!!»

Все правильно, уважаемые мои критики. Не станут! Но дело в том, что, по мнению бывших подчиненных Мясоруба, запуск «Пчел» должен был состояться не сегодня ночью, а послезавтра утром. Стало быть, и «расслабиться», и проспаться, и привести себя в порядок – времени должно хватить…

Около часа ночи пение, ругань и смех стихли, дымки иссякли. Из некоторых землянок понесся мощный храп «расслабившихся» боевиков. Обойдя лагерь и с усмешкой глянув на крепко спящего часового (того самого эстонца, так и не смененного в наказание за «дневную нерадивость»), я спустился в командирский блиндаж. За столом сидел Костя с двумя нашими «валами» за спиной, с несколькими эфэшками в карманах «разгрузки», с контрольным прибором и со спутниковой «мобилой». Перед ним стояли дымящийся кофейник, две металлические кружки и заполненная окурками пепельница. Рядом лежал «ППС» со спущенным предохранителем. На полу, у ног «хозяина», съежился иссиня-бледный Малевич.

– Взбодрись, скоро начнем. – Сибирцев налил полную кружку кофе.

– Спасибо. – Присев на табурет, я осторожно отхлебнул обжигающий, горьковатый напиток. В отличие от моего друга я был вооружен только пистолетом и боевым ножом. По согласованному нами плану в мои обязанности входило вырезать шесть боевиков в двух «хитрых» землянках. «Хитрых» – поскольку входы в них были устроены так, что гранату снаружи не бросишь. Вернее, бросить-то можно, но гарантированного успеха не будет (почему именно, объяснять долго и сложно. – Д.К.)…

Сибирцеву, обремененному фигурантом «на привязи», предстояло устранить часового и после завершения моей миссии закидать эфэшками оставшиеся землянки. А затем мы собирались произвести запуск, избавиться от Малевича и, укрывшись в пресловутой пещере, переждать ответный удар федеральной артиллерии.

Бронежилеты ни я, ни Костя надевать не стали. Лишняя обуза при проведении резни в тесных, замкнутых помещениях и при перетаскивании на заранее подготовленную площадку четырех стокилограммовых «Пчел»…

– Ну, с Богом! – допив кофе, сказал я, поднимаясь из-за стола.

– С Богом! – повторил Костя.

– Разрешите войти, – вдруг послышался у входа сиплый шепот.

– Входи, – Сибирцев положил ладонь на рукоять «ППС».

В блиндаж бочком просочился Антон-Алибей.

– Тебе чего?! – грубо спросил я. – Мандавошки заели, спать мешают?

– Нет-нет, совсем не то, – ничуть не обиделся Степанов. – Видите ли, шеф, непорядок в лагере. Все перепились, как свиньи, да обкурились анаши. Эйно в пулеметном «гнезде», наверное, уже пятый сон досматривает. Тоже хлебнул, и немало. Причем заметьте – на посту! При такой дисциплине нас можно брать голыми руками! Кроме вас, один я трезвый, – тут он преданно воззрился на меня. Потом перевел взгляд на чемодан с деньгами. «Премию за бдительность ожидает, – с презрением подумал я. – Вот ведь паскудыш!»

– Скажи, Антон, Мясорубу ты тоже стучал? – ровным голосом осведомился Сибирцев.

– Этому жлобу?! – гыгыкнул боевик. – Да никогда! Я не дурак – рисковать шкурой задарма. Ребята пронюхают – на куски порвут!

– Ты правильно зашел, точно по адресу, – приблизившись к нему, мурлыкнул я. – Здесь предателей любят, ценят и воздают им по заслугам. Тебе, в частности, причитается бесплатная путевка в теплые… очень теплыекрая!

– Вы чо… вы чо?! – испугавшись моего взгляда, попятился бывший москвич. – Вы чо… арк-х-х… – Жестко, без замаха, я врезал ему кулаком в солнечное сплетение, пленил согнутую шею самбистским «замком» и, резко рванув вверх-вниз, сломал.

– Минус один, – выпустив обмякшее тело, начал отсчет я, надел инфракрасные очки и выскользнул из блиндажа…

Зачистка первой землянки прошла без осложнений. Упившиеся, обкуренные наемники дрыхли как сурки и при моем появлении даже не шелохнулись. В результате они один за другим без промедления отправились в ад с перерезанными от уха до уха глотками… Минус два, минус три, минус четыре… Зато во второй возникли некоторые осложнения. Судя по запаху и окуркам в пепельнице, тамошние обитатели пили только водку, не смешивая ее с анашой. Причем употребили не слишком много. (В уголке чинно стояли всего две пустые поллитровки.) Поэтому зарезать их, как баранов, не получилось.

– Кто здесь? – едва я проник в землянку, привстал на топчане усатый мужик лет сорока. (По паспорту – Виктор Варушин, уроженец города Смоленска.)

– П-ф-ф, – выплюнул пулю мой «ППС». Варушин с простреленным черепом мгновенно испустил дух… Минус пять…

Однако его голос, а также слабый хлопок пистолета с глушителем потревожили оставшихся двоих. Один, жилистый украинец из Львова, не открывая глаз, попытался схватить приставленный к изголовью автомат.

П-ф-ф… п-ф-ф… (Обе пули в область сердца. Короткий, предсмертный стон.)… Минус шесть… Самым шустрым оказался третий, родом откуда-то из-под Харькова. Молниеносно сориентировавшись в обстановке, он метко швырнул тяжелый табурет, попав по руке с пистолетом. И, выхватив из-под подушки горский кинжал, прыгнул следом. Я встретил его мощным ударом ноги в корпус, отбросил обратно на топчан и, не целясь, метнул нож, вонзившийся харьковчанину в правую сторону груди. Надсадно хрипя, он попробовал дотянуться до автомата львовянина, но не успел. Быстро нагнувшись, я подобрал выроненный пистолет и всадил ему три пули в лицо… Минус семь…

– Силен, зараза, – проворчал я, выдернул из трупа нож, обтер лезвие об одежду покойного и, немного запыхавшись, выбрался наружу. В бездонном темном небе сияли мириады крупных звезд. Ни с чем не сравнимый горный воздух бодрил, освежал и приятно кружил голову… Сочная, без единой пылинки зелень деревьев… Хрустальное журчание ручья… В такую чудную ночь надо стихи сочинять или в любви признаваться, а не убивать себе подобных. Но… ничего не поделаешь, работа есть работа!