Илья Деревянко - Штрафники

В пулеметном «гнезде» спал вечным сном фактически обезглавленный эстонец Эйно. Бесшумная очередь из «вала» Сибирцева разнесла череп часового на мелкие кусочки. Сам Костя с гранатой на изготовку (остальные лежали возле ног) стоял неподалеку от оставшихся двух землянок. Рядом жался трясущийся Малевич.

Я сложил руки крест-накрест, дескать: «Чисто! Действуй, братан!»

– Бу-ух… бу-ух… бу-ух… бу-ух… бу-ух… бу-ух, – рванули подряд шесть эфэшек (по три на каждую землянку).

– Минус двенадцать, – подвел общий итог Сибирцев, вручил мне один «вал» и свободной рукой взял за воротник фигуранта: – Идем, падла. Немного осталось!..

«Пчелы» хранились в небольшом сарайчике на окраине лагеря. Пыхтя и обливаясь потом, мы перетащили их на упомянутую выше площадку, установили на специальные заводские подпорки.

– Ну-с, финита ля комедия, – облегченно вздохнул я и махнул рукой Малевичу: – Запускай!

Ракеты стартовали на удивление тихо и мгновенно исчезли в небесной глубине.

– Уходим, – дернул я за рукав Сибирцева и одновременно начал нормативный отсчет времени: двести девяносто девять, двести девяносто восемь…

– Прощай, иуда! – на бегу крикнул Костя, зашвыривая контрольный прибор куда подальше… двести девяносто пять… Позади негромко взорвалась серьга в ухе предателя, но никто из нас не обернулся. Зачем? С ним и так все ясно… двести шестьдесят… Сто девяносто…

Пещера располагалась достаточно далеко от площадки, и мы достигли ее лишь на счете «двадцать восемь». А на счете «ноль» – земля содрогнулась, и на поверхности начался кромешный ад. Стены пещеры задрожали, с потолка посыпались обломки скальной породы. Один из них сильно ударил меня по темени, и… я вновь очутился в неземных, безжизненных горах под темно-багровым небом. На краю скользкого плато, взмокший от напряжения Сибирцев держал за руку висящую над пропастью, жалобно хнычущую Аллу. Рядом стояла Смерть с окровавленной косой.

– Вам обоим приснилось одно и то же тогда, в усадьбе Малевича, – страшно оскалилась она. – Твой друг согласился отдать жизнь ради спасения души своей беспутной женушки, и Господь решил – да будет так! Не припоминаешь, Корсаков? Ну, посмотри по новой!

Передо мной стремительно, как в калейдоскопе, пронеслись подробности забытого сна.

– До встречи, Дима. До нескорой встречи, – грустно улыбнулся Костя. Смерть взмахнула над ним косой, и… я очнулся.

Живой, невредимый, Сибирцев осторожно потряхивал меня за плечо.

– Слава Богу! – заметив мои открытые глаза, облегченно вздохнул он. – Как самочувствие?

– Н-н-нормально, – с трудом выдавил я.

– Тогда давай выбираться отсюда. Артобстрел закончился три минуты назад.

– Ты… ты цел?!! – Я не верил собственным глазам. – На тебе ни единой царапины… Не может быть!!!

– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет, – хладнокровно сказал майор и начал расчищать заваленный всяческой дрянью вход в пещеру. Через пару секунд, полностью опомнившись, я присоединился к нему…

Лагерь разворотило до основания. Повсюду валялись обломки бревен, покореженное оружие, куски человеческих тел… В воздухе висело огромное облако едкого порохового дыма. Над горами медленно поднимался золотой диск солнца. Наступало утро. Высоко в небе кружили стаи разбуженных канонадой стервятников. Отойдя с полкилометра от останков лагеря, мы достигли чистого, незатронутого войной пространства и по спутниковой «мобиле» связались с Нелюбиным.

– Оба целы? – первым делом спросил генерал.

– Оба, – ответил я и неожиданно для себя добавил: – Пока…

– Никаких пока! Все! Приключения закончились! – весело воскликнул Борис Иванович. – Через полчаса за вами прилетит «вертушка». Вы где конкретно находитесь?

Сверившись с картой, я назвал точные координаты.

– Отлично! Двигайтесь строго на север, через небольшой лесок. Сразу за ним поле. На него и сядет вертолет… «Пока!» – вдруг передразнил он. – Пессимист вы, майор! Район там спокойный, ни одного ЧП не зарегистрировано. Бандформирований, по нашим данным, нет и в помине.

– А как же отряд Мясоруба? – ехидно осведомился я.

– Покойный Капустин сидел тихо, не высовывался, на близлежащие села не нападал, – беззлобно парировал генерал. – Если и безобразничал где, то за многие километры от своего логова или… совсем не безобразничал. Ждал назначенного англичанами часа «X». В общем, Корсаков, не беспокойтесь. Смерть прошла стороной. Облапошилась Костлявая! И ничего… абсолютно ничего с вами случиться уже не может. Через несколько часов будете в Н-ске, и я с удовольствием пожму руки вам обоим. До встречи!..

Борис Иванович жестоко ошибался. «Костлявая» отнюдь не облапошилась. Она, оказывается, постоянно следовала за нами по пятам с окровавленной косой на изготовку и лишь выжидала подходящий момент…

В упомянутом выше реденьком лесочке мы внезапно наткнулись на трех дико обросших, ободранных и отощавших боевиков.

Как позже выяснилось, они представляли собой остатки разгромленного батальоном «Восток» отряда Рашида Алибекова и тайными тропами, минуя населенные пункты, пробирались в Грузию.

Я заметил их первым и тут же открыл огонь на упреждение. Двое бандитов скончались мгновенно. А третий, в агонии, нажал спусковой крючок, израсходовав последний оставшийся у него в автомате патрон.

– Ну, брат, теперь точно все! – обернулся я к Косте и… остолбенел. Мой лучший друг лежал на траве, широко раскинув руки. На груди, под левым соском, набухало кровавое пятно. Еще не веря произошедшему, я приложил палец к его сонной артерии. Пульс отсутствовал. В остановившихся глазах Сибирцева отражалось синее небо. А на губах, как мне почудилось, застыла слабая, радостная улыбка. Костя был мертв! Та самая, единственная, пуля, выпущенная фактически дохлым противником, попала ему прямо в сердце!

– Нет, – прошептал я, опускаясь рядом с ним на колени. – Нет! Не может быть!…

– Не-е-е-ет!!! – я отшвырнул в сторону «вал», схватился обеими руками за голову и горько, отчаянно зарыдал, не видя, не замечая ничего вокруг…

Таким меня и обнаружили люди генерала Нелюбина, за две минуты до нашей встречи с боевиками приземлившиеся на «вертушке» в двадцати метрах от кромки леса и услышавшие отдаленный, одиночный выстрел. «Боевая психическая травма», – взглянув на меня, решили они и вкололи мощное успокоительное. Я, если честно, не видел их приближения и даже не почувствовал укола. Лекарство между тем подействовало быстро. Я прекратил рыдания, обмяк, повалился на траву и отключился на двенадцать часов. Нелюбинцы из подручных средств соорудили две пары носилок и отнесли в вертолет два неподвижных тела. Одно мое – бесчувственное, второе Костино – мертвое. В Н-ске нас выгружали тоже на носилках и отвезли одного в госпиталь, второго – в морг. Пожать обоим руки генералу не довелось…