Виктор Доценко - Близнец Бешеного

В этот момент снова послышался характерный шум задвижки, и «амбразура» распахнулась: в окне железной двери показалось лицо Никитича:

— Привет, непотопляемый и, к счастью, непробиваемый — с доброй улыбкой сказал старший прапорщик.

— Что, уже знаете?

— Об этом вся тюрьма уже знает! — заверил он.

— Это хорошо или плохо? — спросил Серафим.

— Для кого как: если для тебя, то очень даже хорошо, а что касается руководящего состава данной тюрьмы, то мне думается — не очень…

Никитич хитро прищурился и почти сразу же заметил в глазах Серафима печаль и тоску:

— Откуда, приятель, у тебя вселенская грусть? — стерев улыбку, спросил он.

Серафим тоже со всей внимательностью посмотрел в глаза старого прапорщика, не зная, что ответить. Не мог же он ему объяснить, как ему удалось узнать о том, что с его невестой случилось что-то непоправимое. И вдруг Серафима осенило: именно Никитич и может ему помочь.

— Поговорить бы? — он вопросительно взглянул на него.

Никитич взглянул на часы, пожал плечами:

— Минут тридцать мы можем спокойно поговорить и здесь, — и тут же пояснил, — мёртвое время: начальство сидит на личном приёме сотрудников, а потому одни на приёме, другие зарплату получают, третьи заняты своими служебными обязанностями… — он скрежетнул ключом, открыл дверь и вошёл в камеру, но дверь оставил открытой, при этом пояснил Серафиму: — Это на всякий случай, чтобы не подумали чего противозаконного: если шум какой или шаги услышишь, то сразу руки за спину и лицом к стенке…

— Как бы навроде шмона, что ли?

— Точно так! Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо… Ладно, говори, о чём хотел поговорить?

— Никитич, вы могли бы меня выручить? — с надеждой спросил он. — Понимаете, если бы для меня не было бы так важно, то не стал бы просить…

— Смотря в чём выручить: если пронести что-нибудь запрещённое сюда, в тюрьму… — серьёзным голосом заговорил Никитич.

— Господи, командир, как вам в голову такое пришло, что я мог пойти на риск для вас и хоть в чём-то вас подставить? Ни в коем случае! Просто мне позарез нужно, чтобы вы узнали об одной вещи…

— Какой вещи? — не понял Никитич.

— Точнее сказать, не о вещи, а о человеке! Узнать, все ли в порядке с ним? — Серафим вдруг смутился.

— И этим человеком, конечно же, является девушка-красавица, не так ли? — догадался он.

— Это не простая девушка: она моя невеста!

— Что, не даёт о себе знать?

— Ни весточки! — вздохнул Серафим и неожиданно с удивлением криво ухмыльнулся: — Надо же, как трагично совпало: невеста — ни весточки!

— Да, совпало, — задумчиво проговорил Никитич и тут же заметил: — Это плохо…

— Плохо, что совпало? — не понял Серафим.

— Плохо, что нет весточки, — пояснил старший прапорщик. — В местах лишения свободы поддержка близких — самое дорогое, что там может быть: поддержка и вера! Иногда простая записка, полученная вовремя, может спасти человеку жизнь! — немного подумав, он решительно махнул рукой, достал из кармана карандаш и блокнот, в котором нашёл пустой листочек и протянул Серафиму. — Вот что, сынок запиши здесь её имя, фамилию, телефон, адрес…

Торопливо, словно боясь, что Никитич передумает, Серафим написал всё, что помнил: адрес, телефон", имя невесты и имя её матери.

— Что сказать, если ответит?

— А можно? Никитич махнул рукой:

— Семь бед — один ответ!

— Просто передайте Валентине одно слово: люблю!

— А если другой кто ответит?

— По этому телефону ответить может только её мама: Марина Геннадьевна её зовут, я написал. Если она ответит, спросите у неё: как Валечка поживает, успокойте её как-то, скажите, что я ни в чём не виноват!

— Матери, значит, сказать, что ты не виноват, а невесте об этом знать не нужно? — укоризненно покачал головой старший прапорщик и тяжело вздохнул.

— Она и так знает! — твёрдо ответил Серафим."

— И это правильно! — легко согласился Никитич. — Без веры друг в друга какая может быть любовь?

— Когда вы сможете позвонить?

— Попробую сегодня, если удастся найти того, кто подменит меня здесь на часок, тогда уже вечером ты будешь все знать. Если не найду, то завтра непременно все разузнаю, но ты узнаешь послезавтра, в мою следующую смену, пойдёт?

— Спасибо вам, Никитич! — искренне поблагодарил Серафим и крепко пожал ему руку.

— Не на чём… — смутился вдруг старший прапорщик, потом быстро вышел из камеры и закрыл на собой дверь.

А Серафиму ничего не оставалось, как ждать, и он настроился на то, что правду узнает через день. Тем не менее ошибся: Никитич вновь открыл «кормушку» через пару часов. Он ещё ничего не успел сказать, как Серафим все понял по его глазам.

— Валечки больше нет… — то ли утверждая, то ли спрашивая, обречено проговорил он.

— Крепись, сынок, твоей любимой действительно больше нет, — дрожащим голосом подтвердил старший прапорщик.

— Что с ней случилось? — Серафим говорил бесцветным, словно у робота, голосом.

— Даже и не знаю… — заколебался Никитич. — Стоит ли тебе знать такие страшные подробности?

— Говорите все! — твёрдо попросил Серафим.

— Сначала я позвонил по тому телефону, что ты мне записал: никто не ответил, тогда я решил поехать по адресу, благо это не так далеко оказалось… Думаю, дай соседей поспрашиваю… Обычно они все знают! Могли же мать с дочерью уехать куда: отдыхать там аль ещё куда… — пояснил Никитич. — Короче говоря, приехал, а возле подъезда старушки сидят… они-то мне обо всём и поведали, — его голос дрогнул.

— Рассказывайте… — снова попросил Серафим.

— Твою Валечку испоганил какой-то насильник! — выдохнул старший прапорщик.

— Дальше! — металлическим голосом бросил Серафим, на его скулах заиграли желваки, стиснутые в кулак пальцы побелели до хруста в суставах, а все тело напряглось.

— По всей вероятности, не выдержав такого позора, девушка покончила с собой: повесилась прямо в своей комнате… Причём не знаю, правда это или выдумки, но бабушки говорят, что одета она была в подвенечное платье…

— Это правда, — процедил сквозь зубы Серафим. Что ещё?

— „ Что ещё? Её обнаружила несчастная мать и вызвала милицию…

— Насильника поймали?

— Какое там! — махнул рукой старший прапорщик. — Поймают они, как же: держи карман шире!

— Когда похороны?

— Так похоронили уже… — виновато проговорил Никитич и тяжело вздохнул.

— Господи, ну почему мне никто не сообщил? — глухо простонал Серафим.

— Так ведь некому было… — ответил Никитич, снова тяжело вздохнул и пояснил: — К сожалению, на этом трагедия семьи твоей невесты не закончилась: безутешный отец, узнав о смерти дочери, в тот же день скончался от разрыва сердца, и её мать, Марину Геннадиевну, эти ужасы тоже подкосили…