Михаил Нестеров - Скалолаз

Тайна Ларса Шееля. Семь лет назад он был в близких отношениях с Алиной, она забеременела, а Ларс вслух «загадал»: если родится ребенок, он «уволится из армии» и станет примерным отцом… и даже мужем. «Семья – это ремесло, которое мне трудно будет освоить», – сказал он. Но ребенок родился раньше срока, и спасти его не удалось. Их близким отношениям пришел конец. И никто, даже Кепке, не знал об этом, не догадывался о существовании Алины, которая могла разбить «Армию спасения» много лет назад. Только Дитер Лемке знал об этом и считал себя посвященным. Он так и не нашел причину, по которой пасмурным осенним вечером Ларс Шеель разоткровенничался со своим подчиненным; скорее всего – ему захотелось выговориться, выбросить шлак, накопившийся внутри. Лемке сохранил этот разговор в секрете потому, что понимал: слабость Шееля, его намерение оставить товарищей, наплевать на идеалы могла расколоть отряд. И Дитер Лемке мог оказаться на обочине «великого противостояния», в которое верил до вчерашнего дня.

Лемке очнулся, вынырнул из омута неспокойных грез и не сразу сообразил, что разбудил его кашель. Он зажал рот, затем отнял руки, затаил дыхание, но тут же часто-часто заперхал. Судорожными движениями открутил крышку с термоса и налил, проливая, кофе, глотнул раз, другой, третий. Облегченно вздохнул – приступы откатили так же внезапно, как и взяли его за горло.

Сколько же он спал? Взгляд на светящийся циферблат. Инъекцию морфия он делал себе в начале второго ночи, последний раз смотрел на часы в четверть третьего, потом позволил себе расслабиться. Спал пять или десять минут. И все это время кашлял? От этой мысли его пробрал мороз.

Да, все это время он кашлял. Он получил этому подтверждение. Лемке мог себе поклясться, что слышал шаги за смехотворными стенами палатки, в которую хлестал только северный ветер; шаги громкие, так топают по паркету солдатские сапоги.

Лемке снова накрыла наркотическая волна. Но быстро схлынула, ослабевая и роняя пену.

– Кто? Кто там?

Он сел в своем спальном мешке. Тут же сморщился от боли – в грудь надавили ботинки с жесткими подошвами.

– Тише, тише! – раздался горячий шепот. – Ради бога тише, Дитер! Тебя могут услышать.

– Кто это?

Секундная пауза.

– Хорст.

– Хорст Кепке?

– Кто же еще, черт возьми!.. Я погадить собрался, услышал, как ты кашляешь. Впусти меня, слышишь, Дитер? Тебе нельзя спать. Вместе мы скоротаем эту ночь, а дальше посмотрим.

Лемке ожидал чего угодно, только не такого подарка. И от кого – от Кепке. Просто невероятно. Он расстегнул «молнию» на спальнике, убрал с груди ботинки и развязал рукав палатки.

– Чертов рукав! – выругался Хорст, влезая внутрь. – Вот так помрешь, и палатку придется резать. То ли дело «молния», а? Раз – и готово. Эта же палатка похожа на собачью конуру. Тебе никогда не хотелось гавкнуть, вылезая наружу?

– Нет, – слабо улыбнулся Лемке.

– Ну как ты?

Кепке устроился в ногах больного товарища. Тот с вымученной улыбкой запротестовал:

– Нет, там посидеть ты всегда успеешь.

– Извини. – Ночной гость вытянулся на боку вдоль тела Лемке, подперев голову рукой. – Я спал. Кстати, ты сам-то подремал немного?

– Подремал – это ты верно заметил. Лотхен приснилась. Ты же видел ее?

– Пару раз, – покивал в ответ Кепке. – Высокая она у тебя. Как гора. Так и хочется забраться на нее.

– Ничего не говори про горы, ладно?..

– Ладно. Она такая большая, как Эйфелева башня. В общем, как говорится, чем выше лезешь, чем больше сердце замирает.

– Это точно. Ну вот, – продолжил Лемке. – Очнулся, закашлявшись.

– Да, – подтвердил Кепке. – Я вовремя услышал, как кто-то перхает. Подумал – Ларс. Потом подумал хорошенько и, знаешь, представил Алину. Ну, думаю, это она кряхтит, меня вызывает условным сигналом. Прошлой ночью так же было. Хочешь расскажу?

– Валяй, – разрешил Лемке, устраиваясь поудобнее.

– Вчера вечером мы снова столкнулись с ней. Я ей про одно, она мне про другое. Мне по ночам ее грудь снится, а ей – торты да пирожные. Вот я ей и говорю: «Кстати, о десерте. Либидо аналогично голоду, не знала? Люди заболевают неврозом, если у них отнимается возможность удовлетворения либидо».

– Я ничего не понял.

– Алина – тоже. Ларс все понял. Вылез из палатки, как медведь из берлоги. Я напугался: откуда в нашей палатке русский? Потом узнал нашего «красного» командира. Он спрашивает: «Опять до Алины докапываешься? Чего ты добиваешься?» Я отвечаю: «Хочу, чтобы в нашем отряде стало на одного неврастеника меньше». И на себя показываю. Ларс говорит: «Придется тебе забыть про свое долбаное либидо». Я: «Не я, но мое сексуальное стремление не может отказаться от своей цели удовольствия». Тут в разговор вступила Алина: «У тебя извращенный ум». Я снова напугался: «Разве я похож на дегенерата?.. Однажды я прочитал: извращения – признаки дегенерации». – «И сексуальное удовлетворение входит в них, да?» – спрашивает она. «Ну а как без этого», – отвечаю.

Лемке улыбался, слушая треп товарища. Ничего подобного вчера не было. Была короткая перебранка, победителем из которой вышла Алина.

Ему стало легче. Стало легче дышать. И если даже он закашляется, Хорст разбудит его, даст глотнуть горячей воды. Сделает все, чтобы наутро Лемке явился перед командиром более или менее здоровым. А для этого ему потребуется еще одна доза морфия. Может быть, попросить Хорста сделать укол сейчас?..

– Ты сделаешь мне укол?

– Конечно, дружище, – не без воодушевления отозвался Кепке.

Он включил фонарик, закрепленный на кармашке палатки, развязал тесемку на рюкзаке и вынул аптечку. Глянув на использованный шприц, спросил:

– Давно делал укол?

– Больше часа назад. Особой боли у меня нет, просто от морфия легче.

– Я тебя понимаю. И сделаю тебе укол в вену. Так надежнее и эффективнее. Будешь спать до утра, как младенец. Поработай кулаком, разогрей вену, пока я вожусь со шприцем.

Лемке уставился в потолок палатки и стал сжимать и разжимать пальцы. Потом спохватился и спустил с одного плеча свитер, освобождая руку для укола, и снова заработал кулаком.

– Вот так, отлично, – одобрил Кепке, глянув на товарища. Он обломал кончик ампулы и погрузил в коричневатую жидкость иглу. Снова посмотрел на Лемке. Тот сжимал и разжимал пальцы, взор его блуждал где-то за стенами палатки. Хорст вынул иглу из ампулы и втянул поршнем воздух. Шприц был готов впрыснуть в вену Лемке пять кубиков воздуха, минимум пять смертей.

Он был готов придушить Дитера, вонзить нож в сердце, но тот сам подсказал ему, как лучше его убить. Просто невероятно, удивился Кепке, будто услышал слова Лемке: «Прокачай мне систему, дружище».

– Готово. – Хорст пережал вену товарища повыше локтя, просто надавив и стянув кожу набок. Затем ловко нашел вену и, втянув поршнем кровь, убедился, что игла находится точно в кровеносном сосуде. – Ты готов?