Михаил Нестеров - Скалолаз

Мороз. Горы. Проводимость звуков на высшем, в прямом и переносном смысле слова, уровне. До уха Сергея донеслись щелчки выстрелов. На равнине расстояние до источника составило бы два километра. Курочкин автоматически сделал поправку на горную местность и погодные условия. Результаты впечатляли. Здесь слышимость стрельбы из автоматов равнялась стрельбе из крупнокалиберного пулемета.

Перестрелка в трех-четырех километрах от этого места подтолкнула Сергея к подножью башни. Он прижался к стене, подняв автомат и контролируя кромку. Прошло две, три минуты, которые Сергей назвал контрольными. Можно ждать до бесконечности, а до нее рукой подать. Повесив автомат на шею, он ухватился руками за веревку и начал подъем.

Начальник личной охраны был бледен, но спокоен. Он тяжело опустился на камень и первым взял слово, опередив Шееля:

– Ваши действия я понимаю как террористический акт. Вы отдаете себе отчет в том, что вы делаете?

– Разумеется.

– Перед вами третье лицо чешского государства, – превысил Новак ранг своего подопечного.

– Хочу вас поправить, Новак. Это заранее спланированная акция. Но как государственный деятель Кроужек меня не интересует. Он представляет для меня интерес как бизнесмен и миллионер.

– Вы зря так думаете. Мирослав Кроужек в первую очередь – государственное лицо. Я шеф его службы безопасности, поэтому все переговоры буду вести лично я. Итак, разрешите выслушать ваши условия.

– Я уже говорил вашему шефу, что от него потребуется перевести энную сумму в несколько названных мною банков. На этом все заканчивается.

– Не уверен, но давайте опустим это. Меня больше всего волнует вопрос безопасности моего шефа. И я спрашиваю вас: как вы собираетесь пройти вооруженный отряд охранников в базовом лагере?

– Дело в том, что мы не будем его проходить, мы обойдем его, спустившись траверзом боковой морены. Как опытный альпинист заявляю вам, что это возможно. Мирослав может это подтвердить. Теперь слушайте очень внимательно. Я тут использовал русских, они добросовестно выходили в эфир. И все были уверены, что это именно русские – и на поисково-спасательной базе, и у вас. Теперь я и от вас попрошу того же самого. Пока мы идем вниз, в базовом лагере должны слышать голос Мирослава Кроужека и ваш голос, Новак. Мы минуем базовый лагерь стороной. В устье долины Рамтанга нас поджидают два джипа. На них мы проделаем несколько десятков километров, потом пройдем перевалами, приближаясь к китайской границе, а вы так и будете передавать сообщения.

– Здорово. А потом? Что будет потом?

– Зайдем в китайский ресторан и прокутим часть денег.

– Значит, все-таки дело в деньгах… Не думаю, что ваша мораль от этого становится ценнее.

– Это оттого, что вы понятия не имеете, что такое мораль, – парировал Шеель. – А мораль – это частный случай неморальности. Что касается ценности, о которой вы упомянули, то для жизни она является последним основанием.

– Что такое жизнь, по-вашему?

– Ваш шеф на это сказал бы так: «Жизнь – это выражение форм роста власти». Надеюсь, я ответил на все ваши вопросы.

– Н-да… – Новак покачал головой. – Но вернемся к делу. В целом я понимаю ваш план. В нем много недочетов. Что делать, я вынужден указать вам на них, чтобы избежать осложнений.

– Вы довольно легко согласились. Мне думалось, что это будет не так просто. Вернее, не так быстро.

Было видно, что Новаку трудно говорить, и он время от времени морщился от боли в руке.

– Опустим и это, – сказал он. – Переговоры есть переговоры, это обычный контакт с террористами. Итак, первое. Вам снова нужно привлечь русских в нашу… компанию, что ли. Чтобы они так же регулярно выходили в эфир. Если этого не сделать, поисковики вышлют в горы отряд. Он наткнется на нашу группу, и тогда возникнут непредсказуемые действия как с их стороны, так и с вашей. Например, в эфир может проскочить сообщение, и тогда мои люди из базового лагеря тоже включатся в работу. Будучи здесь под дулом автомата, я не смогу организовать их должным образом. Тут много вариантов. Вот вам один из них: они решаются на активные действия, что усугубит положение моего шефа. Вы можете занервничать. Если не вы лично, то кто-то из ваших людей. Понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю. Вы говорите о безопасности вашего шефа. Но вы зря недооцениваете меня, я просчитал все варианты. Наш обратный путь займет два дня – это стремительным спуртом, на другое я не рассчитываю. И столько же – два дня – я не выходил на связь с базой, работая под русских. Сейчас история повторится, поисковики станут обзывать русских идиотами, а вы будете поддакивать им, выходя на связь, что видите русских: они, например, идут перевалом. Лично мне большая компания иждивенцев ни к чему. Только вы двое. Но на всякий случай я оставил с русскими своего человека. Ведь вас могли убить во время перестрелки, и тут русские мне были бы просто необходимы.

– Вы хотите убить русских?

– На усмотрение моего человека. Хотя одну рекомендацию я ему дал: забрать у них обувь и теплую одежду. Не говоря, конечно, о средствах связи. – Шеель связался с Фитцем и коротко бросил: – Мы ждем тебя, Йохан. Отбой.

«Алло, Скоков! Это Ян Новак. Ответьте мне. Прием». Эти слова все еще стояли в ушах Йохана Фитца. Они стали своеобразным проводником, через который немец с минуты на минуту ожидал запроса по радио. В одной руке он держал рацию, другой сжимал рукоятку автомата. Но что-то Шеель медлит. Какого черта он телится? Фитц навострил уши… Перестрелка закончилась пять минут назад. Пора, пора бы Шеелю разобраться с вице-премьером и положить конец проблеме под названием «заложники». Йохану они надоели до чертиков. У него на этот счет сложилось странное представление, словно он провел несколько дней в мужском туалете, в котором обосновались женщины. И он впервые за несколько дней понял Алину Райдер.

Русские ублюдки! Он не сводил глаз со Скокова. Его он кончит первым. Радисту достался второй номер. Самое интересное заключалось в том, что Фитц оставит их в лагере еще живыми. Каждый получит по пуле в живот и печень и проживет минут десять-двадцать.

И снова взгляд на рацию. Фитц твердо решил: он выполнит последний приказ командира. Он невольно подслушал горячий шепот Ларса Шееля: «Все, хватит. Больше никаких молитв. Никаких турок. Никаких немцев. Я просто хочу стать человеком». А чем хуже Йохан Фитц?

Он прикинул свою долю в этом мероприятии… и не нашел свободного места на этой земле. Всюду, куда ни кинь взгляд, свои, «армейские»: Шеель, Кепке, Алина, Крамер, Больгер. Соседи, от которых не спасет самый высокий и частый забор.

Наконец рация ожила голосом Шееля:

– Мы ждем тебя, Йохан. Отбой.