Михаил Нестеров - Таймер для обреченных

— То есть никаких подтасовок.

— Абсолютно. Все работает на нас.

— За исключением одного. Каким образом русские состыковали время вылета Голды и пуска ракет? Как минимум у них должен быть сообщник в «Бен-Гурионе».

— Этот вопрос открыт и в общей доказательной массе не имеет принципиального значения. Ведь не всегда удается установить сообщников, пособников, недоброжелателей и так далее. Никто не посмеет заговорить о совпадениях. Я могу привести пример...

— Не надо. Не боишься испортить отношения с руководителями разведсообщества России?

— Сейчас наши отношения натянуты, и в ближайшие дни им придет конец. Собственно, в этом деле речь идет о терроризме. В отличие от других стран, борьбой с терроризмом в Израиле занимаются все спецслужбы без исключения. Мое ведомство — в том числе. Я горжусь своей автономной службой, которая вербует агентов по всему миру. ГРУ — не исключение.

— Как поведут себя украинские военачальники?

— Им не привыкать заметать следы. — Эйтан начал уставать от вопросов премьера. — Когда их «трехсотка» едва не сбила наш «Боинг», обгоревший транспортно-пусковой контейнер от ракеты был переплавлен на металл, стартовая позиция засыпана свежим песком, «изделие» списано задним числом, боевой расчет запуган.

— Остались исполнители в Крыму, — напомнил премьер, проявляя, на взгляд генерала, удивительную щепетильность.

— С нашей разведкой их ничего не связывает. Командир противодиверсионной группы сто раз подумает, прежде чем развязать язык. Он ликвидирует российских охотников за израильским самолетом, возглавляя украинское подразделение, и валит вину на Израиль. Может быть, психиатр примет эту версию, не знаю. Ты забываешь о главном, о нашей цели, а остальное не имеет значения.

«Если Голда останется жива?» — всплыло в голове Дани наболевшее. Он задал вопрос именно с этим подтекстом:

— Что, если спецрейс удачно проскочит обстреливаемый коридор?

— Тогда мы останемся при своих. Потому что Голда не рискнет взять на вооружение голословные факты о якобы готовящейся ликвидации Машаля или неудачной попытке его устранения. Пусть даже она пойдет дальше и выдвинет обвинения в покушении на ее персону. Она не скандалистка, насколько я знаю. Но вашим личным отношениям придет конец — это точно, и ты можешь готовиться к разрыву уже сейчас.

— Я знаю, — тихо пробормотал Дани, — я знаю.

Евпатория

...Виктор Калюжный с разбега бросился в открытый люк грузового отсека и схватился руками за трос, свисающий с грузовой стрелы. Едва его ботинки коснулись крюка, он выпустил трос из рук и спрыгнул на вторую палубу. Тотчас сверху прошипела автоматная очередь, и пули ударили в ребристый настил. Виктор ответил короткой очередью по обрезу люка в надежде, что пули срикошетируют от стали и заденут кого-нибудь из бойцов противодиверсионной группы.

На сухогрузе «Иван Крылов» шла охота на живого человека. Десять спецназовцев загоняли в угол своего товарища. Они блокировали ему выходы через все пять люков, работая парами. Лишь однажды ему удалось выбраться на верхнюю палубу, а до спасительного борта ему оставалось каких-то пять-шесть шагов. Его отрезали от борта две длинные автоматные очереди, и он, уходя от обстрела, взбежал на люковое закрытие. И напоролся на огонь с правого борта. Оставляя справа от себя фок-мачту, он и прыгнул в люк, скользя по промасленному тросу.

— Витя! — донесся до него издевательский голос Романа Парубного. — Выходи, Витя, с поднятыми руками.

Спецназовец с трудом переводил дыхание. Одной рукой он сжимал рукоятку «каштана», другой нервно похлопывал по штампованной ствольной коробке. В магазине пистолет-пулемета осталось с десяток патронов, в запасе всего одна обойма на тридцать.

Старый сухогруз стоял на приколе в Каламитском заливе больше трех лет. Он давно лишился антенны РЛС над рулевой рубкой. В самой рубке были сняты все приборы. Дизель-генератор и главный двигатель растащили на запчасти. Каким-то чудом уцелели грузовые лебедки, тросы, якорные цепи. На протяжении последних полутора лет «Крылов» был учебным тренажером. Здесь оттачивали свое мастерство противодиверсионные команды. Они разбивались на группы «Дельта» — «Альфа» (диверсионная и антидиверсионная), и между ними происходили нешуточные, с использованием огнестрельного оружия и спецсредств, единоборства.

Два дня назад Виктор вернул Парубному двадцать тысяч долларов со словами: «Я не участвую в этой игре». На что старший лейтенант пожал плечами: «Дело твое. Но не я давал тебе деньги. Я устрою тебе встречу с Яковом, ему вернешь бабки».

Вот сейчас, стоя на второй палубе и глядя в вечернее небо через просвет люка, Виктор недоумевал: как он мог попасться в ловушку? Но и отказаться от незапланированного тренажа не мог.

— У тебя ничего не выйдет, Рома! — хрипло крикнул он, озираясь. Носовой люк был закрыт, а средний, на страже которого стояли вентиляционные головки, словно приглашал преследователей внутрь. — Я накатал пару страниц в особый отдел. Не играй с огнем...

Именно это и делали бойцы Парубного. Позади и сверху раздались новые очереди, и Виктор, выругавшись, спрыгнул через прямоугольное отверстие на настил второго дна. В самую темень. Но он неплохо ориентировался на этом тренажере. Он сделал шаг, другой — впереди настил кончался, и Виктор нащупал ногой днищевой стрингер. Дальше — вплоть до переборки — ноги можно сломать.

Он коснулся рукой осклизлой переборки. В полутора-двух метрах справа должно быть отверстие, проделанное автогеном. О нем знал не только Калюжный. Он затаился у входа, чутко вслушиваясь. Накануне прошел сильный дождь со снегом, вода капала со второй палубы на залитый флор, беря спецназовца в звуковое кольцо. Даже касаясь рукой переборки, он потерял ориентацию. Капель сводила с ума и навевала мысли о стальном склепе, из которого Виктору не выбраться ни за что. Он потерял время, когда еще можно было поторговаться с Романом, признать свою ошибку, списав ее на мимолетную слабость. Но Парубный, как и любой другой командир, на дух не переносил слабых и слабости вообще. По сути спецназовец ступил на тропу предательства.

Его черная униформа промокла. Ему показалось, капель с новой силой бьет его в наголо стриженную голову, плечи, разлетается в пыль, отскакивая от боевого оружия.

— Я шесть лет командую противодиверсионными группами, — донесся до него приглушенный голос Романа. — О любом противнике знаю столько, сколько он сам о себе не знает. А тебя, Витя, я знаю как облупленного. Где ты сейчас, Витя? В грузовом трюме? Стоишь у переборки?

Смех...

Очередь из «каштана» вслепую. Затхлое пространство прошили пули. Магазины «каштанов», как и у Виктора, были набиты поочередно обычными патронами и трассерами. Даже в спокойной обстановке казалось, что лупят два автомата, тогда как работает один.