Сергей Воронин - ЧВШ - Частная Военная Школа. Первый курс

Грач помог мне вернуться на позицию и мы снова побежали. Правда, бегал я недолго, попавшийся навстречу Чубакка здорово меня приложил коленом по башке, шлем не особенно смягчил, и пока я прочухивался, оказалось, что мы снова выиграли.

Пацаны радовались. Старцев, Киселёв, Грачёв — прыгали и обнимались. Меня обнимали. Мочка благосклонно улыбался. Вот таким получился наш финал.

"Астры" с Ипполитом, у которого осталась только "запасная" рука, конечно, проиграли все свои следующие Забеги.

Вечером мы смотрели запись. Ипполит уже был с лангетом на руке, я и не знал, что наш доктор умеет делать такие штуки. Смотрели все почему-то не так как всегда. Без азарта. Не просили, как обычно, ещё разок прокрутить какое-то действие, не спорили друг с другом во время просмотра, не пихались, смотрели, будто кино про кого-то постороннего.

Момент, в котором Мочка сломал Ипполиту палец, Виктор Робертович прокрутил несколько раз. Посмотрел с разных камер, в том числе и с моей на шлеме. С моей видно оказалось не очень, не так, как я это видел.

— Вроде бы всё нормально, — вынес наконец вердикт. — Рабочая ситуация… Или есть другие мнения?

Посмотрел на Ипполитова.

— Рабочая, — подтвердил тот. — Ага.

И помахал свои лангетом.

Мочка промолчал. Вовка Козлов тоже. Но он ничего видеть и не мог, поскольку как раз тогда мордой в пол уткнулся. А уткнул его туда я.

И я тоже промолчал. До сих пор не понимаю, правильно ли поступил. Тогда, после того Забега, я твёрдо решил, что так это не оставлю и Мочка ответит. Обязательно ответит.

Но вот промолчал. Причин было несколько, но страх перед Мочкой среди них отсутствовал. А так — привычка не стучать, спокойствие Ипполита, просто не собрался в нужный момент. Можно и ещё наплести причин, но это всё неважно. Как говорил ЕП — то, что мы думаем, никакого значения не имеет. Значение имеет только то, что мы делаем. Я вот сделал — промолчал. И Мочка не ответил. Мой поступок изменил последовавшую цепочку событий.

После просмотра Виктор Робертович пошёл к таблице и при нас стал переправлять личные результаты уже с учетом вычета майского "за проживание". Сверху вниз, по пятёркам, сверяясь со своей записной книжкой и оборачиваясь к тому, запись кого исправлял.

— Так? — спрашивал.

Все соглашались.

Мишин с улыбочкой, но мне показалось, что в глазах его мелькнуло отчаяние. Он остался на последнем месте. Минус 1120. Вовка Дорохов тоже растерянно мне улыбнулся.

На первом месте в итоге остался незыблемый Сиваков. 3600 с чем-то, не помню точно. А на втором — я. Кирилл Краснов. 3040. Обошёл даже Бандуркина.

Вот так вот, ребята.

Утро понедельника началось точно так же, как и все остальные утра этого учебного года — мы построились в коридоре на пробежку. От прошлого утра оно отличалось тем, что Виктор Робертович достал из кармана обычный пластиковый пакет с логотипом сети супермаркетов и надел его на лангет Ипполиту. Затем достал резинку и натянул её поверх пакета, прижав его к коже у начала лангета.

— Для купания, — пояснил. — Дарю.

Ипполит невозмутимо разгладил пакет, выдавливая воздух.

— Спасибо, — поблагодарил.

И вот утро понедельника, итоги учебного года уже известны, а мы, как ни в чем ни бывало, отправляемся на обычную пробежку. Только у Ипполита лангет и пакетик сверху намотан.

За завтраком оказалось, что Константин Михайлович не уехал. Он сидел за преподавательским столом, намазывал себе бутерброды и явно пребывал в хорошем настроении — помахал нам ручкой.

После завтрака Робот отвел нас в класс и остался с нами.

— Курс, встать! Смирно! — рявкнул он.

— Вольно, — скомандовал Чирков, заходя в класс. — Садитесь.

ЕП зашел следом и остался стоять у доски вместе с поднявшимся со своего места Виктором Робертовичем.

Константин Михайлович сел вместо него и выразительно шлепнул ладонями о стол.

— А знаете ли, ребята, какой сегодня день, а? Интересно как совпало. Первое июня! А что это за день?.. Не знаете… День защиты детей! Повезло вам, сразу скажу.

Он прямо-таки лучился хорошим настроением, и мне вдруг показалось, что и правда всё будет хорошо. Детей защитят, нам действительно повезло.

— Поздравляю вас. Можно сказать — всё, предварительно отстрелялись. А теперь что? Будем подводить итоги и вопросы решать. Виктор Робертович, давай подводить, что ли?

Робот прошел к доске с таблицей и выкатил ее к большой доске. Чирков развернулся со стулом, прищурился на таблицу, затем достал очки.

— Так, — сказал он, внимательно проходя глазами по списку. — Ну и что тут у нас получается?.. Ай-яй-яй. Ай-яй-яй. Что-то многовато у нас минусов, а? Виктор Робертович?.. А на первом месте у нас, значит, курсант Сиваков. Ну что же. Ожидаемо… А на втором у нас кто?

Он повернулся и посмотрел на меня.

— Хм. Молодец, Кирилл, — сказал. — Молодец. Смог. Я же говорил.

Ничего он мне не говорил. Я, честно говоря, просто озадаченно хлопал глазами — совершенно не ожидал, что Константин Михайлович знает меня. Нет, ну мы знакомились вначале и все такое, но я и не думал, что он запомнил. Да и похвала показалось мне не особенно заслуженной, если б не Мочка, то может все бы по-другому получилось. И гадский поступок Мочки привел меня к этому второму месту в общем зачете. Ну как ко второму? Я посмотрел на Виктора Робертовича. Тот улыбался своей роботизированной улыбкой, слегка приподняв уголки губ.

— Как же так, ребята? — Чирков оторвался от меня и оглядел класс. — Почему такой прискорбный результат?

— Плохо старались, — пробурчал Бандуркин.

Я почувствовал прилив чистой незамутнённой ненависти. Но затем подумал, что он, видимо, имеет ввиду главным образом себя. Он явно очень хотел быть первым. Или хотя бы на моем месте.

— Ну надо что-то решать, — сказал Чирков. — Надо решать. Я ведь предупреждал? Если у курсанта нет очков, то он перестает быть членом Семьи. А у вас таких получается пятеро. Ну что же…

— Константин Михайлович, — сказал Робот. — Позвольте внести коррективы.

— Коррективы? Давайте коррективы.

Виктор Робертович достал записную книжку, взял фломастер и начал вносить коррективы. Правда, он ничего не стирал, а писал рядом. Начал с Мишина и возле его минус 1120 нарисовал нолик. Затем дописал Корнееву рядом с минус 160 тоже нолик. Перешёл к "Тюльпанам" и поставил нолики Резникову, Говядину и Дорохову. У них в общей сложности было минус 1780. Последней фамилией, напротив которой он внес изменения, оказалась моя. Возле моих 3040 он написал минус 20.

В общем, сделал то, о чем я его попросил перед завтраком.

— Вот так вот, значит, — нарушил тишину Чирков. — Благотворительность, значит. Минус 20 себе оставил? Кирилл, ты дурачок, что ли?