Андрей Воронин - Слепой. Лунное затмение

— Тебя что больше всего волновало? — спросил он, кроша в бокал девушке шоколадную плитку.

Кусочки шоколада в шампанском на дне бокала быстро обрастали пузырьками и, как на воздушных шариках, всплывали к поверхности. Попадая на воздух, верхние пузырьки тут же лопались, а нижних было недостаточно, чтобы удерживать кусочек, поэтому он тут же опускался обратно на дно. Так они и плавали вверх-вниз. Это было похоже на праздник.

— Я недостаточно пьяна для того, чтобы тебе это рассказывать.

— Если ты стесняешься, то давай упростим задачу. Я буду задавать вопрос, перечисляя какие-то вещи, а ты будешь говорить «да» или «нет». Можешь просто кивать или махать головой. Согласна?

Лена задумалась, хитро сощурив один глаз, улыбнулась и покивала.

— Ты боялась того, что я заявлюсь к тебе в офис и тебе будет неудобно.

Она хмыкнула и решительно замотала своими рыжими кудрями в знак отрицания.

— Ты боялась, что меня убьют на задании.

Она снова показала, что нет.

— Тебя бросало в дрожь, когда ты вспоминала, как тебе было стыдно, когда я голыми руками держал твое голое тело, заканчивая раздевать.

Девушка неожиданно задумалась, углубившись на несколько секунд в воспоминания своих ощущений, а потом очень серьезно снова отрицательно помахала головой.

— Ты боялась, что я за этот день встречу другую женщину и влюблюсь, — предположил Оборотень, подсаживаясь поближе к подруге, и вдруг неожиданно для самого себя выпалил: — Например, жену этого вашего Петрова.

Лена обалдело вытаращила глаза. Она даже открыла рот от возмущения, но какое-то время не могла ничего сказать. Оборотень, неотрывно глядя на ее приоткрытые губы, медленно приблизился, чтобы поцеловать их, но девушка неожиданно и довольно сильно оттолкнула его.

— Она тебе понравилась? — негодуя спросила она.

— Ну, она довольно мила, — растерялся парень. — А почему тебя это так встревожило? Ничего особенного, просто интересная женщина. Точно, ты же наверняка с ней пересекалась, раз Петров у вас работал. Вы были подругами?

— Вот еще! — почти выкрикнула Лена и, чтобы утихомирить свои эмоции, взялась за бокал с шампанским и одним движением вылила содержимое в себя.

— Ого! — удивился Оборотень. — Значит, вы не поладили.

— Я ее ненавижу, — холодно призналась Лена и тут же в свойственной ей манере действовать без прелюдий попробовала переменить тему. — Ты обещал мне рассказать, как прошел твой день. И вчерашний. Ты говорил, что было что-то интересное. Уверена, это была не Марина. Она не может быть интересной по определению.

Оборотень улыбнулся одними глазами, благоразумно решив не злить девушку, и все же крепко поцеловал ее. Этот первый за сегодня поцелуй остался без ее эмоционального ответа. Она формально шевелила губами, формально поиграла с его языком и довольно скоро отстранилась.

— Милая, ты себя плохо ведешь, не держишь обещаний.

— А ты обещал рассказать про то, как жил в эти дни.

— Обещал. Но обещал сделать это только после того, как ты побудешь хорошей девочкой.

Лена, склонив голову, пристально посмотрела на него, чуть сощурив глаза, потом вдруг встала и, одной рукой наливая в бокал шампанское из бутылки, другой начала расстегивать кофточку. Потом, плавно двигаясь по комнате в такт каким-то своим ритмам (возможно, в голове у нее звучала какая-то любимая мелодия), держа в одной руке игристый бокал, другой она очень грациозно расстегивала пуговицы впереди юбки. Застежка была сплошная, сверху донизу. Начала Лена сверху. Когда расстегнутыми оказались три пуговицы и оголился ее животик и верхняя часть лобка, прикрытая белым гипюром трусиков, девушка подошла к дивану, облокотилась на него коленом, приглашая парня расстегнуть четвертую пуговицу. Эта штучка находилась над самым сладким местом. Но чтобы партнер не рухнул в страсть прямо тут и сейчас, она нежно положила ему ладонь на затылок и поднесла бокал с шампанским к его губам. Он должен был расстегивать ее волшебную пуговицу не глядя, только на ощупь, ощущая вкус колючего шампанского.

Когда Оборотень наконец справился, она оторвала от него бокал, заменив его свои коротким, но очень глубоким поцелуем, и снова отплыла, танцуя, на середину комнаты. Там она, медленно и очень чувственно двигаясь, расстегнула пятую пуговицу, и юбка, как пелена с глаз незрячего, упала к ее ногам, оголив прекрасную фигуру. Она осталась в чулках и прозрачном маленьком белье. Оборотень подумал, что сейчас она гораздо более голая, чем если бы была совсем без ничего.

Бюстгальтер она сняла, пока шла, точнее, плыла к нему, пританцовывая в такт своим все так же не озвученным вслух мелодиям. Трусы снимала, крутя перед ним, точнее, почти что перед его носом бедрами, ягодицами, животом, при этом категорически не разрешая ему прикасаться. Один раз только, когда она повернулась задом и наклонилась, снимая с себя последнее из одеяния, он успел приложить ладони к ее аккуратной заднице. Он, впрочем, догадывался, что этот наклон и эта возможность прикоснуться не были ее оплошностью. И уж совсем парня бросило в жар, когда Лена поставила перед ним на диван одну ногу, приглашая стянуть с нее чулок. До конца он его так и не снял, потому что все его внимание было парализовано и приковано к другому месту. Ко второму чулку Оборотень вообще даже не прикоснулся. Девушка так и осталась в одном чулке. Сняли его только через полтора часа. Оборотень медленно скатывал его с расслабленного до предела тела, щекотно целовал освобождаемую ногу и рассказывал по требованию девушки то, как провел вчерашний и сегодняшний день.

В прошлый вечер Глеб не поехал на дачу к Кудракову. Он позвонил ему уже после разговора с женой Петрова и, убедившись, что мужчина в соответствии с расчетами, уже довольно сильно пьян, сослался на то, что якобы сел на хвост обидчику и следит, чтобы тот не предпринял что-либо против Геннадия Владимировича. Кудраков уверовал в то, что ему ничто не угрожает, пока его новый замечательный охранник бдительно стоит на страже, успокоился и окончательно расслабился.

Вечер Глеб провел дома, а рано утром, еще сильно затемно, уже был на прежнем месте наблюдения. В окнах Петровых света не было. Это могло значить все что угодно, в том числе и то, что все уже уехали, равно как то, что все до сих пор спят. Не раздумывая понапрасну, Сиверов достал телефон.

Он звонил довольно долго, а свет все не зажигался. Уже готовый думать, что он станет предпринимать в ситуации, когда явно упустил хоть какую-то зацепку, Слепой уже собрался выключить аппарат, но вдруг услышал возмущенное «Алло!». Не отвечая, он нажал кнопку разъединения. Свет ни в одном окне не зажегся. По крайней мере, кто-то есть дома, а сколько спать — это их личное дело. Значит, муж может вернуться, а жена может пойти куда-либо, например к нему навстречу, чтобы передать что-либо важное.