Иван Стрельцов - Долг платежом страшен

Над сыщиком зловещей горой высился Хрохмин. Рубашка на нем была разорвана, мускулистый торс обнажен, искаженное злобой лицо перепачкано кровью. В руках бывший милицейский полковник держал «АК-74».

— Не знаю, как насчет меня, — буркнул Кольцов, прижимая к груди взведенный пистолет, — но ты, Гестапо, проиграл точно.

— Может быть, но сдохнешь ты, Каскадер, а не я, — криво усмехнулся Хрохмин, передернув затвор автомата.

По всей видимости, Глеб действительно должен был перейти в лучший из миров и предстать перед Создателем. Но то ли еще срок его не пришел, то ли жажда жизни в сочетании с профессиональной подготовкой оказались сильнее...

Перевернувшись через правое плечо, он вскинул руку с пистолетом в почти н упор выстрелил в Хрохмина.

Сноп огня, вырвавшийся из ствола «ТТ», опалил волосы на левой стороне груди бывшего полковника, оставив вместо коричневого соска черную точку входного отверстия.

— Достал ты меня все-таки, щенок, — прорычал Гестапо, рухнув на спину, так и не выстрелив.

Поднявшись на ноги, Глеб взглянул на труп Хрохмина, теперь они были квиты. Каждый из них выплатил долг по самому большому счету...

Медленно повернувшись, он, хромая, направился к перевернутому «Паджеро». Над вездеходом дрожал раскаленный воздух, из мотора вырывались оранжевые языки пламени. Но Глеба это нисколько не трогало, сейчас его внимание приковало тщедушное существо, тянувшее по земле волоком громоздкий чемодан. Он узнал существо — последний из могикан, беглый прокурор Олейников. Возможно, сейчас ему и удалось бы убежать, где-то спрятаться и переждать тревожное время. Только вот тяжелая ноша (наверно, ценная), как балласт на ногах утопленника, не отпускала его.

«Не взыщи, господин прокурор, пришло время платить по счетам». Как и армейском тире, на вытянутой руке Кольцов поднял пистолет, пытаясь поймать в прицел силуэт Олейникова, плавно нажал на спуск. Рука от напряжения дрожала, ствол ходил ходуном, пули никак не могли достать цель. Отстреляв обойму, он злобно сплюнул, вогнал новую обойму в рукоятку, передернул затвор и, сильно хромая, направился к лежавшему ничком на чемодане Олейникову.

Увидев в нескольких шагах от себя самого заклятого своего врага, бывший прокурор неожиданно встал на колени и сложил руки в мольбе, шепча белыми от страха губами:

— Не убивай, не убивай. Возьми все себе, только не убивай.

— Сдохни, сука, — скрипя зубами, Глеб изо всей силы пнул его ногой в грудь Олейников рухнул на спину, и Глеб не удержался на больной ноге, тоже повалился на траву. Но уже через секунду оседлал лежащего беглеца и приставил ствол пистолета к переносице парализованного страхом Олейникова. Нажать на спуск не успел.

— Не стрелять! — раздался знакомый голос. На этот звук он повернул голову. От трассы к ним бежала группа вооруженных людей. Преобладали черные комбинезоны собровцев, и крик «Не стрелян.!» был обращен не к Кольцову, а к ним.

Донцов, бежавший за спецназовцами, неожиданно вырвался вперед. В два прыжка достиг того места, где его друг восседал на Олейникове.

— Брось пистолет! — рявкнул Олег, и, прежде чем Глеб успел разжать пальцы, он повалился на него с радостным криком: — Все, взял его.

Не очень хитрый маневр старого друга удался, Кольцов избежал силового задержания. На него надели наручники и поставили на ноги.

Тем временем собровцы немного попинали Олейникова. Но бывший прокурор был на них не в обиде, он радостно скалился и приговаривал:

— Все расскажу, все расскажу.

— Где похищенная женщина с ребенком? Они живы? — Донцов ухватил его за ворот рубахи.

— Они живы, в подвале дома. Не было времени их за собой тащить, — сознался Олейников.

Безучастный до сих пор ко всему происходящему, чекист поднес ко рту портативную рацию:

— Говорит Росомаха, похищенные женщина и ребенок в подвале на Гераниевой.

Наконец задержанных повели к трассе, где ждали оставленные машины.

— Жалко только одного и взяли живьем, — произнес Олег Донцов. — Вряд ли получится всех собак на него повесить.

Чекист, шествующий по другую сторону от Кольцова, лишь хмыкнул. Глеб решил их обрадовать.

— В багажнике моей «восьмерки» лежит второй, Денис Латышев, племянник Хрохмина. Это он убил Акулова и Долгова, устроил покушение на Натаху. В общем, этот малютка может рассказать много интересного.

Закончив говорить, с чувством выполненного долга он потерял сознание.

Лето в этом году пролетело для Кольцова как-то незаметно, сплошные проблемы: «задушевные» беседы со следаками из Генеральной прокуратуры (дело оказалось нешуточных размеров, ГУБОП и ФСБ выставлялись друг перед другом героями, этакими спасителями Отечества и его международного престижа), следственные эксперименты, очные ставки с оставшимися в живых.

Надо отдать должное его другу Донцову, сыщика не закрыли в СИЗО, а ограничились лишь подпиской о невыезде. До середины сентябри он ждал решения своей судьбы. Когда следствие закончилось, Глеб из разряда подозреваемых перешел в разряд свидетелей. Скорее исего, и здесь не обошлось без помощи его друзей и покровителей.

Сидя дома перед телевизором, он наблюдал, как на Кавказе разгорается новая чеченская война. Колонны бронетехники и войск, выбив террористов из Дагестана, покатились по равнине к берегам Терека. Кольцов нет-нет, да и подумывал: «А не отправиться ли и мне на войну?» Район действий был ему знаком, боевого опыта побольше, чем у многих офицеров, не говоря о солдатах-срочниках. Но это были лишь мечты, кто же его туда пустит.

Вот и закончилось бабье лето, прошел первый осенний холодный дождь. Москва оделась в желто-золотой и багряный цвета, люди облачились н плащи и куртки. Атмосфера городской жизни была пропитана ужасом недавних взрывов, милиция шерстила иногородних, мэрия вводила для них драконовские законы — каждый вносил свой вклад в борьбу с терроризмом.

В начале октября из Мюнхена вернулась Натаха. Глеб встретил ее в аэропорту, его секретарша была все так же красива, как и до аварии, лишились легко, как будто не шла, а летела.

«Можно подумать, она была на курорте, а не в больнице», мелькнула у него в голове. Но вслух он, естественно, ничего не сказал

Cперва они поехали на Троекуровское кладбище, постояли молча перед деревянным крестом, с небольшим портретом по центру, с креста на них задумчиво взирал Андрюха Акулов. Фотограф поймам тот момент, когда друг о чем-то думал, переживал, может, раскаивался. Никто об этом уже никогда не узнает, им оставалось лишь гадать.

Натаха достала из сумочки пачку сигарет «Кэмел», не спеша ее распечатала.

— Куришь? — спросил Кольцов.

— Да нет, купила по случаю, — ответила Натаха, положив распечатанную пачку на могилу. Только сейчас он вспомнил: «Кэмел» — любимый Андрюхой сорт сигарет.