Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

Разведчики двинулись за сапером, на этот раз их отход прикрывали два бойца с заставы, они умело заметали следы.

Стая волков замерла на противоположном берегу речушки. Сверкая голодными глазами, они смотрели на уходящих людей. В этот раз добычи не досталось. Матерый волк вскинул морду к холодному безмолвному небу, над горами пронесся его жуткий вой.

Опорный пункт по афганской традиции называли заставой. Позывной она носила Утиный клюв из-за утеса, на котором располагалась. Выгнутый утес нависал над горной дорогой. С него удачно просматривалось (простреливалось) окружающее пространство на десяток километров.

Рота морских пехотинцев, оборонявшая утес, обустроилась здесь не хуже, чем на главной базе батальона. Вырубая лес для увеличения сектора огня, стволы деревьев использовали для строительства блиндажей, оборудования капониров, окопов и огневых точек. Здесь чувствовался флотский порядок и хозяйская рука ротного старшины.

Разведчиков встретил молодой розовощекий лейтенант. Поинтересовавшись, нет ли срочных сообщений в штаб батальона, он провел «гостей» в дальний блиндаж. Возле него под маскировочной сетью стояли четыре НОНы, задрав вверх короткие толстые стволы 120-миллиметровых мортир.

— Это, так сказать, наше гостевое помещение, — став в центре блиндажа, произнес лейтенант, — раз у вас нет ничего срочного, то в расположение батальона отправим завтра, как раз через нас пройдет в горы конвой.

— Лады, лейтенант, — согласно кивнул Дядя Федор.

— Насчет еды сейчас что-нибудь придумаем, — продолжал лейтенант, но по его внешнему виду было видно, что он понятия не имеет, где взять харчей, чтобы накормить «варягов».

— Не надо харчей, нам бы отоспаться, — отмахнулся Дядя Федор.

— Тогда не смею мешать, — еще недавнему курсанту военного училища очень хотелось походить на бравого офицера царской России. Лейтенант козырнул и направился к выходу.

— Слышь, летеха, — обратился к лейтенанту Морозов, устанавливая пулемет к стене блиндажа. — Как насчет чего-нибудь горячительного, а то

Холодно на улице, холодно на сердце.

Мерзнут ее губы у меня на перце.

Лейтенант, вздохнув, произнес с нескрываемой долей сожаления:

— К сожалению, нет ни того, ни другого. Адью, господа рейнджеры.

— Располагайся, братва, — стягивая с плеч лямки десантного ранца, устало проговорил Федоров.

Разведчики с шумом стали разоблачаться. В жарко натопленном помещении запахло топленым жиром — уходя на боевые, разведчики мазали лица гусиным салом, оберегая кожу от обморожения. Может, именно этот запах и привлек волков.

— Во, блин, служба, — выругался Костяников. Сев на матрас, он остервенело стягивал с ног белый маскировочный комбинезон. — Двое суток в лесу просидели, как те волки позорные, а толку — ноль.

— Не навоевался, сынок? — холодно спросил сержант. Он, как старый вояка, разоблачался не спеша и основательно, складывая возле себя детали амуниции.

— Да нет, — стушевался Костыль, — просто, когда шли по равнине, было веселей.

— Ну конечно, тогда было тепло — полно фруктов, овощей, — весело проговорил радист Климов. — А Вася, он любитель пожрать на халяву.

— А помните, как Вася схавал у ментов полбарана, которого те жарили на костре? — поддержал разговор пулеметчик Морозов.

— Заткнитесь, гады, — раздраженно проворчал Костяников. Даже при тусклом свете коптилки было видно, как его щеки налились кровью. Гигант начал заводиться.

— Васек, как ты его только горячим ел? — встрял в разговор Феофанов.

— И ты, недомерок, туда же?! — взревел Костыль.

— Заткнитесь все, — рявкнул наконец Дядя Федор. — Сцепились, как тузики на псарне, спать бы ложились, салаги!

— Эх, сейчас бы сто граммов наркомовских и горяченького борща со шкварками, — мечтательно произнес Валиулин, запрыгивая на второй ярус нар. Растянувшись на постели, он закинул руки за голову и, прикрыв глаза, добавил: — И бабу послаще.

Виктор Савченко, разоблачившись, тоже лег на нары. Тесное пространство блиндажа наполнилось тяжелым запахом пропотевших портянок.

— Хорошо бы шашлычка сейчас, — проворчал кто-то из разведчиков, продолжая кулинарную тему.

— Хорошо бы, — буркнул Виктор, ворочаясь на жесткой постели, он вспомнил косулю. В его фантазиях грациозная туша вращалась на вертеле, аппетитно благоухая. Он прямо физически почувствовал этот запах...

Уже через десять минут три наката бревен блиндажа сотрясались от богатырского храпа морских пехотинцев. Сон их был глубоким и крепким, даже когда по экстренной команде ожила батарея НОН и с грохотом ударила по заданному квадрату, никто из разведчиков не проснулся. Они отдыхали...

— Мы тебя ждали, брат, — высокий гориллоподобный чеченец обнял Тамерлана за плечи, тот похлопал его по пояснице. В подвале, где они встретились, остро пахло плесенью и гнилыми овощами. Лампочка под потолком освещала стены из серого силикатного кирпича, ровные ряды стеллажей, заставленные банками с закрутками.

В Ставрополь Тамерлан Гафуров прилетел по документам Сидорова Игоря Николаевича, обычная фамилия, имя, отчество. Обычная, каких миллионы, потому и неприметная. Покинув аэропорт, он сел на междугородный автобус и через пять часов вышел в станице Вольной.

Это было большое богатое село, стоящее на самой границе с Чечней. За последние несколько лет людей в станице поубавилось — всему виной соседство с беспредельной Чечней. Банды боевиков нападали, угоняли скот, похищали автомашины и людей. Станичники создали казачий отряд самообороны. Но плохо вооруженные ополченцы не могли противостоять бандитам, оснащенным автоматическим оружием, портативными рациями, мощными вездеходами. Поэтому и уезжали люди из беспокойной приграничной станицы. Многие уезжали, многие еще были в раздумье. Только один станичник Федоров Николай не помышлял об отъезде. И причина была не в хозяйстве, и не в родовых корнях, хотя у Федорова вся родословная была связана со станицей, да и хозяйство было крепким. Настоящая причина крылась в другом.

Единственная дочь Николая Васильевича, Лена, училась в МГУ, а потом вдруг пропала. Несколько месяцев о ней не было ни слуху ни духу, как вдруг появился незнакомец с письмом от дочери. После того как старики прочитали письмо, посланец сказал:

— Жизнь вашей дочери в ваших руках.

С этого момента дом Федоровых стал одной из точек ичкерийской разведки. Время от времени к ним приходили те, кто шел в Чечню или в глубь России. С начала боевых действий на территории мятежной республики гонцы почти прекратили посещать эту точку.

Тимур был заочно знаком с семьей Федоровых. Их дочка-студентка заразилась, как большинство провинциалов, огнями большого города. Вместо учебы в университете она посещала всевозможные конкурсы, презентации и тому подобные мероприятия. Когда во время последнего из конкурсов ей предложили контракт для работы в варьете Стамбула, она, не задумываясь, бросила учебу и подписала контракт. Возможно, девушка и сгинула бы навсегда в борделях Ближнего или Среднего Востока. Но, на ее счастье, анкеты кандидаток просматривал Тимур (этот конкурс красоты, как и отправку в Турцию, обеспечивала чеченская группировка, которую курировал Гафуров). Прочитав автобиографию девушки, как опытный разведчик, Тимур сразу же сообразил, какие выгоды это может принести. В результате Лена Федорова не поехала в Турцию, ее поселили на загородной вилле, принадлежавшей главе клана, а дом ее родителей стали использовать как шпионскую точку.