Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

Но конец наступил неожиданно. Пара «Ми-24», вызванная по рации, появилась неожиданно. С разворота, встав на боевой курс, они тут же обрушили на засаду шквал ракетно-артиллерийского огня. Со второго захода на вершину гор рухнуло несколько тяжелых бомб, которые, взорвавшись, прошлись огненным торнадо, выжигая все в радиусе нескольких десятков метров.

Огонь нападающих прекратился так же неожиданно, как и начался.

Несколько минут затишья, и вот, выстроившись в цепь, бойцы роты сопровождения, возглавляемые командирами, стали подниматься к вершине горы, над которой еще поднимался жирный смолянистый дым. Впереди цепи двигались двое саперов с миноискателями. Еще пять минут назад жизнь, казавшаяся беспросветной, как накануне судного дня, стала снова входить в мирное русло. Водители вернулись к машинам, осматривая их в поисках повреждений, впереди еще добрых полсотни километров по горам.

Санинструкторы оказывали первую помощь раненым, перевязывали их, вкалывали обезболивающее, кому надо накладывали шины. Трое танкистов, чумазых, как трубочисты, деловито сновали возле сорванной гусеницы. При помощи огромной кувалды меняли перебитые траки, что-то весело приговаривая.

Во всей этой суете не принимали участия разведчики, убедившись, что угроза нападения миновала, они собирали разбросанные пустые автоматные магазины, рассовывая по ячейкам разгрузочных жилетов.

Несмотря на богатырские габариты, между ними семенил Костяников, держа на животе аптечную сумку, он громко опрашивал бойцов:

— Раненых нет, раненых нет?

— Кажется, я пострадал, вколите мне промедолу, — держась за разбитую скулу, произнес Клинтон. В начале боя он неудачно прыгнул с БМД и проехал лицом по дороге. Сейчас левая сторона лица горела багрянцем. Костяников, оглядев пострадавшего, предложил обработать рану перекисью водорода, на что раненый ответил витиевато и все в нецензурных выражениях.

— Ты это, слышь, Костыль, дуй к саперам, там у них действительно есть раненые, — распорядился Федоров; поставив автомат на предохранитель, он наконец-то смог закурить очередную сигарету.

Костяников кивнул и почти бегом направился к саперам, лежащим возле танка.

— А вы, товарищ старший сержант, чего орете во время боя как сумасшедший? — меняя ленту в своем «ПК», спросил Морозов. Вопрос был задан таким невинным тоном, а сам ефрейтор так умело изображал занятость, что замкомвзвода, не подозревая подвоха, ответил:

— Да это у меня дурная привычка осталась еще с Боснии... Мы как-то втроем оказались против роты мусульман. Ну, рота, по их понятиям, — это человек двенадцать-пятнадцать, но все равно неприятно. Сидим мы в траншее, а они прут на нас перебежками, что делать? Значит, подпустили поближе и гранатами их, а потом с криками в контратаку. Только пятки мусликов засверкали. Как говорится, «при помощи кувалды и какой-то матери эту работу мы выполнили». Высоту мы тогда удержали до подхода сербов. Но с тех пор в азарте боя ору как сумасшедший.

— Оно, конечно, понятно, — кивнул Морозов, потом, выдержав небольшую паузу (прямо по Станиславскому) закончил: — Но криком надо пугать врагов, а не своих.

Разведчики дружно рассмеялись, а Федоров, показав ефрейтору кулак, беззлобно ответил:

— Ничего, вот вернемся в расположение части, я тебя не криком, а уставом пугать буду.

Закончив собираться, бойцы по одному взбирались на броню боевой машины десанта. Младший сержант Валиулин, опершись на еще горячий ствол пушки, о чем-то оживленно говорил на татарском с механиком-водителем, маленьким плосколицым танкистом.

Забравшись на броню, разведчики рассаживались на прежние места, где были разложены их спальники. Легко забросив на БМД Феофанова, последним заскочил Морозов и, пока не вернулся Костяников, вольготно вытянул свои длинные, как ходули, ноги.

После прочесывания горы вернулись солдаты из роты сопровождения. Они быстро растворились в колонне, занимая свои места по боевому расписанию. Колонна снова ожила, рыча, сдвигались плотнее грузовики, занимая свободные места подбитых машин.

Снова появились вертолеты прикрытия, они еще раз прошлись над горой, потом совершили полный разворот и наконец, зависнув над колонной, стали отстреливать тепловые ловушки.

Вслед за вертолетами огневой поддержки появился санитарный вертолет. Транспортный «Ми-8» вместо камуфлированной раскраски был выкрашен в обычный ядовито-зеленый цвет. Его бока украшали большие белые круги с ярко-красными крестами. Винтокрылая машина, нырнув под своих агрессивных собратьев, резко пошла на снижение. Единственно удобной площадкой для посадки было плато перед поврежденным танком. Саперы уже проверили дорогу на наличие мин и теперь деловито махали руками, указывая место стоянки.

Сотрясая воздух, вертолет наконец коснулся шасси твердого грунта, в ту же секунду к нему почти бегом бросились санитары, неся на носилках в окровавленных бинтах тяжело раненных, легко раненные самостоятельно добирались к спасительной машине. У открытых дверей стояли двое вертолетчиков, они принимали носилки, помогали забраться на борт раненым. В считанные минуты погрузка была закончена. Двери десантного отсека захлопнулись, и винтокрылая машина, оторвавшись от земли, взмыла вверх, заложив крутой вираж, «санитар» в сопровождении двух «Ми-24» пошел к себе на аэродром.

— У вас все в порядке? — Возле БМД стоял еще совсем молоденький лейтенант, помощник начальника колонны, он еще не начал бриться, и его лицо буйно поросло рыжеватым пухом.

— В порядке, — ответил Федоров. И, подражая голосу Анатолия Папанова, добавил: — У полном.

Лейтенанту было не до шуток, он лишь коротко бросил:

— Через пять минут выступаем, будьте готовы.

— Усегда готов, — ответил за сержанта Морозов, но лейтенант уже побежал дальше.

Наконец вернулся Костяников, его сопровождал невысокий угловатый прапорщик-сапер. Его бушлат был в нескольких местах пропален, левая рука забинтована, из рукава выглядывал грязный бинт.

— Ну, як вы тут, хлопцы? — спросил сапер, по его мягкому южноукраинскому говору легко можно было опознать жителя Кубани, потомка запорожских казаков, которых Екатерина Вторая сманила на берега тогда еще пограничной реки для защиты южных границ от набегов диких племен кавказцев.

— Вашими молитвами, — произнес Дядя Федор. Они были с прапорщиком примерно одного возраста. Только с той разницей, что во внешности старшего сержанта угадывалась натура легкая на подъем, натура «перекати-поле», авантюриста. В прапорщике же, наоборот, внешность была что ни на есть оседлая, как говорится, крепкого крестьянского хозяйственника. Такие начинают разговор, если им что-то надо.