Иван Стрельцов - Спецназ не сдаётся

— Фу, какая приторно-сладкая гадость! Как можно закусывать сладкое сладким? — раздосадованно произнесла женщина. — Другое дело, закусить жирной астраханской селедочкой или домашним соленым, хрустящим огурчиком...

Несмотря на весь ее респектабельный вид, аристократическую внешность и отточенные повадки светской львицы, по своей сути Лариса-Графиня оставалась провинциальным плебеем.

— А мне нравится, очень вкусно, — улыбаясь, сказала Джамиля. Алкоголь начал действовать, оказывая свое расслабляющее действие, наполняя мозг девушки веселящим дурманом.

— Ну так ешь, — Вронская подвинула глиняную тарелку поближе к подруге. И тут же предложила: — А лучше давай выпьем!

На этот раз возражений не последовало. Они выпили, потом заказали по новой, потом еще и еще...

От выпитого алкоголя краски стали более расплывчатыми, грохот музыки стал не такой невыносимый, на галерее стало тепло и уютно.

Лариса, закуривая очередную сигарету, сквозь табачный дым наблюдала за своей подругой. Поврежденная часть лица девушки была скрыта тенью и делала ее сейчас очень привлекательной и даже желанной. Графиня, уже довольно длительный срок испытывавшая одиночество из-за отъезда Тимура, соскучилась по ласкам. Почему-то на память пришла Лайма, подарившая ей в глухой горной деревушке радость женской однополой любви. Воспоминания о той ночи разожгли внизу живота молодой женщины жар.

— Потанцевать не хочешь? — спросила Лариса, теперь с большим интересом глядя на подругу.

— Да кто на меня посмотрит, такую красивую, — криво ухмыльнулась Джамиля, несмотря на выпитый алкоголь, она ни на секунду не забывала про свое увечье.

— Я на тебя посмотрю, — улыбнулась Графиня. — Тем более что одеты мы соответствующим образом.

Она провела руками от талии до бедер. На ней был брючный костюм темно-коричневого цвета в косую полоску, состоящий из длинного пиджака и широких брюк. Джамиля была одета в фиолетовое платье-стрейч с алой розой на груди.

— Чем не пара?

Захмелевшая Джамиля громко расхохоталась...

«Бангладеш» они покинули далеко за полночь, за сторублевую купюру гардеробщик услужливо подал молодым женщинам плащи. Застегнувшись на все пуговицы, Лариса глубоко вдохнула ночной свежий воздух. Джамиля зябко поежилась, проведя кончиками пальцев по рубцу шрама на щеке.

— Ну, Лара, будем прощаться, — предложила девушка, — пока я доберусь до Перова...

— А зачем тебе ехать в Перово? Родственники уже видят десятый сон, ты их только разбудишь, да еще под «градусом». Поехали лучше ко мне, там нам будет хорошо... — произнесла Графиня, сделав на последних словах ударение, но Джамиля не обратила на это внимание.

— Поехали, — покорно согласилась она, когда возле них остановилось такси.

В квартире, обставленной с уютом, было тепло и тихо. Повесив свой плащ в прихожей, Лариса прошла в зал и включила музыкальный центр. Из черных пластиковых колонок донесся слегка хрипловатый голос Патрисии Каас.

— Ах, Франция, Франция, страна любви, — со вздохом произнесла Графиня, выгнув спину на манер разнеженной на солнце кошки.

— А ты была во Франции? — проходя внутрь квартиры, спросила Джамиля, осматривая роскошные апартаменты подруги.

— Пока нет, — Лара сняла с себя пиджак и осталась в белой шелковой рубашке с широким галстуком стального цвета. — У меня есть «Бордо», будешь?

Девушка пожала плечами, предоставляя хозяйке право выбора.

Лариса достала из бара бутылку с рубиновым напитком, два хрустальных бокала, вазу с фруктами.

— Я сейчас, а ты пока разлей вино.

Джамиля, взяв бутылку в правую руку, левой извлекла пробку и наполнила бокалы на две трети густым темнокрасным вином. Потом полулегла в просторное кожаное кресло, расслабленно прикрыв веки. Сейчас ей было хорошо, как давно уже не было. В голове приглушенно, убаюкивая, шумел выпитый алкоголь, перенося девушку в другое измерение, заставляя хоть на время забыть про шрамы от ранений, уродующие некогда красивое лицо, про исчезнувшие деньги, собранные на приданое, про разрушенные мечты и неясное будущее...

— Ты не заснула, подруга? — возле уха Джамили неожиданно громко прозвучал голос Графини.

— Нет, — встрепенулась девушка, она хотела что-то сказать, но, увидев, что подруга переоделась в полупрозрачный пеньюар, через который отчетливо виднелось обнаженное тело, сконфуженно замолчала.

— Давай выпьем, — предложила Лариса, присаживаясь на подлокотник кресла, так близко к сидящей Джамиле, что ее бедро буквально легло на плечо девушке.

Французское вино оказалось кислым с легкой горчинкой и терпким ароматом виноградников далекой французской провинции.

— Кислое, — по-детски капризно произнесла Джамиля, отставив свой бокал.

— А ты закуси персиком, — Лара взяла из вазы большой, румянобокий с бархатистой кожей израильский персик и поднесла плод к губам подруги. Джамиля приняла предложенную игру. Ее рот слегка приоткрылся, и белые ровные зубы вгрызлись в румяный бок, погружаясь в сочную мякоть. С уголка рта девушки тонкой струйкой к подбородку побежал персиковый сок.

— Ты испачкалась, — фальшиво-заботливо воскликнула Графиня, с проворством кошки склонилась к лицу и языком слизнула сок, тут же припав губами ко рту Джамили Всасывая ее губы, она одновременно пыталась протолкнуть свой язык за частокол зубов.

— Не надо, — слабо протестовала девушка, отстраняясь и все больше и больше вжимаясь в мягкую спинку кресла. Лариса отстранилась, допила содержимое своего бокала, поставила его на столик и поднялась с подлокотника. Внимательно посмотрев на скованно сидящую подругу, она перевела взгляд на ящик музыкального центра, откуда по-прежнему доносился голос Патриции Каас, и протянула Джамиле руку со словами:

— Здесь нам никто не помешает танцевать, — ее голос звучал неестественно хрипло.

Неожиданно для себя самой Джамиля поднялась из кресла и почти вплотную приблизилась к Ларисе, ее руки легли на талию молодой женщины. Она ощущала жар, что исходил от Лары, через тонкую ткань пеньюара. Руки подруги гладили тело Джамили, то поднимаясь к груди, то опускаясь к бедрам, она чувствовала возле своего лица тяжелое горячее дыхание. И это дыхание больше всего заводило неискушенную девушку, поднимая из глубин души энергию любовной страсти, до сих пор скрытую, запечатанную древними родовыми традициями.

В тот момент, когда губы Графини коснулись шеи Джамили, по телу девушки пробежала судорога, как будто через нее пропустили разряд электрического тока.

— Успокойся, милая, успокойся, — шептала Лара, целуя плечо, шею, покусывая мочку уха, ее руки крепко впились в ягодицы девушки. — Расслабься, милая, и получай удовольствие.