Андрей Воронин - Спецназовец. Власть закона

Поймав в зеркале взгляд Юрия и поняв, по всей видимости, что он означает, Роман Данилович насупился.

— Ну, чего зыркаешь? На дорогу гляди! — проворчал Быков. — Я вот думаю, — добавил он после короткой паузы другим, рассудительным и озабоченным тоном, — может, зря мы тех ребят прессанули? Как ни крути, а они-то при исполнении…

Юрий сдержал улыбку, за которую можно было с легкостью схлопотать подзатыльник. Данилыч на старости лет, похоже, научился-таки разбираться в себе самом, понял, что не дает ему покоя, нашел свои мотивы предосудительными, и теперь его повело каяться. Кающийся ищет утешения, и Юрий решил на этот раз для разнообразия пойти навстречу чаяниям мятущейся души подполковника ВДВ Быкова.

— Вот шлепнули бы они нас без суда и следствия, — сказал он через плечо, — легче тебе стало бы оттого, что они при исполнении? Обобрали бы до нитки, пришили и поехали исполнять дальше. И даже трупы прятать не надо, гиены всегда на подхвате…

— Фу, — сказала Даша, — типун тебе на язык. А еще на философа учился!

— Почему сразу «шлепнули»? — не принял протянутую Юрием руку помощи одержимый бесом противоречия Ти-Рекс. — Может, разобрались бы, что к чему, помогли…

— Разобрались бы, да, — неожиданно приняла сторону Юрия Даша. — Ты, по-моему, первый на себе почувствовал, как они разбираются. Прикладом в пузо — ну, о-о-о-оч-чень цивилизованный метод установления личности! Помогли бы… Даже в Москве — да что в Москве, даже у нас, в Рязани! — человек, который чем-то не понравился патрульным ментам, может сутки на нарах просидеть. А они тем временем постараются на него все свои висяки повесить, у которых срок давности не истек.

— Ого, — восхитился Юрий, — гляди, как грамотно излагает! Похоже, Дарья Алексеевна, мы с Данилычем о тебе многого не знаем!

— Помолчи, болтун, — отмахнулась Даша и, обернувшись к мужу, для чего ей пришлось сесть на сиденье боком, продолжила: — А ты, между прочим, не турист и не челнок, ты людей спасать приехал! Тебе по местным кутузкам чалиться некогда. Понял?

— Понял, — с подозрительной кротостью сказал Быков. — Тогда у меня другой вопрос: зачем мы их отпустили? Настучат ведь, как пить дать настучат! Это ж ты, Юрок, лично мне из какой-то своей книжки в уши дул… в смысле, цитировал: дескать, раненый мент хуже раненого зверя, его уж если бить, так непременно наповал…

— Ну и бил бы, — не оборачиваясь, огрызнулся Юрий. — Кто тебе мешал?

— То-то и оно, — вздохнул Быков. — Рука не поднялась, они ведь нас даже тронуть толком не успели. Вот я и говорю: сложная штука жизнь!

— Да уж, — сказала Даша и, повернувшись к мужу спиной, стала смотреть на дорогу.

Бросив взгляд в зеркало заднего вида, Юрий понял, что не ошибся в возникшем буквально минуту назад подозрении: думая, что его никто не видит, Данилыч хитро ухмылялся. Он был неисправим, и Якушев вдруг понял, что любит его в основном именно за это. Он был, как пирамиды, — потихонечку старел, но не менялся, и это было хорошо: как и в пирамидах, менять в нем было нечего и незачем.

Потом впереди, справа по курсу, над лесом взмыла большая стая каких-то птиц. Было похоже, что их кто-то вспугнул; Юрий еще не успел как следует обдумать это предположение, как справа промелькнул наполовину скрытый растительностью поворот — устье, а может быть, исток еще одной малоезжей, не обозначенной на карте, ведущей из ниоткуда в никуда проселочной дороги. Роман Данилович полез в рюкзак за картой, желая в этом убедиться, но тут из-за поворота, едва не опрокинувшись на чересчур крутом вираже, в вихре сломанных веток и оборванных листьев выскочил и целеустремленно ринулся за их машиной еще один джип — тоже пятнистый, с пулеметом на турели и с эмблемой военной жандармерии на капоте. Если у кого-то еще оставались сомнения относительно его намерений, они вмиг развеялись после того, как в клубящейся за кормой пыли простучала короткая предупредительная очередь. Стреляли в воздух, и притом довольно удачно: на головы посыпались листья и древесная труха.

— Ой, — сказала Даша.

— Беда одна не приходит, — проинформировал ее Якушев и прибавил газу.

Слева воздвигся изъеденный временем и непогодой, раскрошенный корнями растений скальный выступ. Дорога здесь была густо усеяна щебенкой; пыли стало значительно меньше, и преследователи немедленно этим воспользовались, открыв прицельный огонь. По заднему борту джипа залязгали пули, и Юрий услышал шипение воздуха, вырывающегося из пробоины в покрышке запасного колеса.

— А вот этот диалект мы понимаем, — с глубоким удовлетворением пробасил за спиной у Якушева Ти-Рекс. — Так-то разговаривать мы и сами умеем!

Далее последовала серия характерных звуков — маслянистых щелчков, клацаний и металлических позвякиваний, — в которых опытное ухо Якушева без труда угадало звуковой ряд, сопровождающий подготовку пулемета к стрельбе. Длилась эта процедура недолго, но за это время преследователи успели дать еще одну очередь. Звякнуло стекло, и к ветру, который ерошил волосы на голове и трепал одежду, добавилась еще одна тугая, бьющая прямо в лицо струйка. Юрий увидел образовавшуюся в ветровом стекле аккуратную круглую дырку, но не успел даже выругаться: прямо над их с Дашей головами оглушительно загрохотал пулемет.

Он почти сразу замолчал, и стало слышно, как, звеня, перекатываются по железному днищу кузова стреляные гильзы. Бросив взгляд в боковое зеркало, Юрий успел увидеть, как машина преследователей, кособоко осев на простреленное колесо, пьяно вильнула в сторону и завалилась носом в придорожные заросли. Над кустами поднялся столб горячего пара из пробитого радиатора; дорога сделала новый поворот, и в зеркале не осталось ничего, кроме колючих зарослей и клубящейся красноватой пыли.

— Я же говорил: настучат, — сквозь гул мотора и монотонный свист врывающегося в пулевую пробоину тугого сквозняка донесся до Юрия голос Быкова. — И настучали, ябеды черномазые…

Якушев опять промолчал, сосредоточив свое внимание на дороге. Слова Романа Даниловича представляли собой простую констатацию свершившегося факта, а Юрий изучал философию не так долго, чтобы квалифицированно, убедительно, а главное, без зазрения совести отрицать очевидное.

После перестрелки на дороге Юрий все время ждал новых неприятностей и, как обычно бывает в подобных случаях, благополучно дождался. Очередная напасть подстерегла их примерно пятьюдесятью километрами южнее так называемого аэропорта Лумбаши, на открытой местности. Причем, скорее всего, именно подстерегла, потому что в буквальном смысле свалилась им на головы именно там, где от нее некуда было спрятаться.

Впереди уже синели округлые, сглаженные временем верхушки лесистых холмов. Где-то там, в почти непроходимых лесах, сплошным одеялом покрывающих склоны предгорий, все еще держали оборону, время от времени совершая набеги на гарнизоны правительственных войск, отряды мятежного президента Машки. Справа и слева от дороги, насколько хватал глаз, лежала неровная, покрытая скудной растительностью поверхность плато. Она была изрезана глубокими оврагами, до краев наполненными застоявшимся, густым, как кисель, зноем, который, казалось, копился здесь миллионами лет, с самого сотворения мира. Край плато то подступал почти вплотную к дороге, то удалялся куда-то к самому горизонту — вернее, это дорога удалялась от него, огибая очередную расселину, которую так и подмывало назвать каньоном.