Иван Стрельцов - Диверсионная команда

— Кстати, где он сейчас?

— Во второй шахте занимается альпинизмом.

— Не понял.

— Ну, у нас четыре пусковых шахты для ракет, — начал объяснять Гамбаров. — Сейчас они пустые, так мы приспособили три под тренажеры для альпинизма и скалолазания. Четвертую для прыжков с парашютом. Там у нас стоит воздуходувная установка, можно имитировать свободный полет. А из-под колпака имитируем спуск на ремнях, как с парашютной вышки.

— Неплохо придумано, — генерал взглянул на часы, времени в обрез. — Что еще такого у тебя есть заковыристого?

— Последний уровень у нас прохудился. Несколько отсеков залило подпочвенными водами. Хочу там устроить бассейн для подготовки легких водолазов. Нужны оборудование и инструкторы из боевых пловцов.

— Значит так, составь заявку по всей форме, я тебе выбью все необходимое, — произнес Талащицкий, снова глядя на часы. «Эх время, времечко, тут бы на недельку засесть, изучить, проверить результаты. Все говорят о строительстве новой армии. А из чего ее строить, как и кому, никто не говорит».

— Ладно, Тимур, уже нет времени точить лясы. Группу обеспечь документами и отправляй в Москву. Появится время — обязательно нагряну и захвачу кого-то из руководства. Твою бригаду надо лелеять и при необходимости использовать на все сто.

Военные обменялись крепким рукопожатием, потом обнялись.

— Дай мне поводыря из твоего подземного царства, — попросил командующий спецназа.

— Вызови дежурного, — полковник обратился к оператору. Майор надавил на клавишу селектора.

Наконец президент закончил свои неотложные дела и уделил время своему соплеменнику мулле Абдулхану Юсуфу Нурадину. Два таджика встретились в небольшом зале, украшенном толстыми коврами. В центре на золотом подносе стоял большой кувшин кальяна. Здесь Нурадина поджидал постаревший доктор-богослов. Оба таджика были в длинных национальных одеждах и чалмах из атласа.

Лидер таджикской оппозиции был одет в длинный плащ белоснежного цвета, рубашку и шаровары. Талию обтягивал широкий кожаный пояс, грудь украшала массивная золотая цепь. Окладистая черная, как смоль, борода и гордый профиль придавали Нурадину вид сказочного падишаха из «Тысячи и одной ночи».

Президент Афганистана был одет скромнее, его одежда была полностью черного цвета. Бархунадин Раббани одевался под стиль покойного лидера Ирана аятоллы Хомейни, наверняка надеясь, что в будущем он станет для Афганистана таким же святым старцем.

Обнявшись как старые друзья, таджики трижды расцеловались, Раббани указал рукой, приглашая гостя присесть на ковер у кальяна. Поджав под себя ноги, Нурадин сел. Протянув руку, взял шланг от кальяна, сделав несколько глубоких затяжек, посмотрел на гостеприимного хозяина. Президент тоже затянулся и, слегка опершись на локоть, заговорил:

— Несказанно рад нашей встрече, многоуважаемый Нурадин. Нужно было бы нам встретиться раньше, но вы ведь знаете, какова политическая обстановка в Афганистане. Когда мы боролись с русскими захватчиками и их приспешниками, мы были союзниками и братьями. Теперь все как с ума посходили, рвутся к власти. И бывший красный генерал Дустум, и религиозные фанатики из Талибана, в миссии ООН сидит бывший ставленник Советов Наджибулла, который тоже наверняка не отказался от мысли вернуться к власти. Губернаторы в провинциях ведут себя так, как будто они единовластные правители, и еще раздумывают, выполнять или нет распоряжения Кабула. А полевые командиры — на чьей они стороне? Столько крови — и все это ради чего? Ради власти. Если бы я знал, что с моим уходом междоусобица в Афганистане закончится и по всей стране воцарится мир, я бы немедленно подал в отставку.

«Как бы не так», — с бесстрастным лицом подумал Нурадин. Возг лавив оппозицию, он столкнулся с теми же проблемами, что и президент Афганистана — не все полевые командиры хотели подчиняться, да и те, что подчинялись, могли перекинуться на сторону любого другого лидера, если такой объявится. Лидер Исламского общества Афганистана долгие годы войны с советскими войсками рвался к власти, а достигнув ее, вот взял и отдал бы? Да никогда. Президент явно лукавил.

— Мы с тобой, многоуважаемый Нурадин, одной веры, одного племени, и нам с тобой строить одно большое исламское государство для мусульман, — продолжал вещать Раббани. — Ты поможешь мне в наведении порядка в Афганистане, а впоследствии я пошлю своих воинов рядом с твоими на границу резать шурави и дальше по всей стране. Таджикистан и Афганистан — страны-братья, нам жить вместе по одним законам, с одной верой.

«Хорошо говорит, складно. Ясно, к чему клонит благообразный старец, пусть таджики ударят в спину узбеку Дустуму. Начнут резать глотки его солдатам, потом генерал вместо того, чтобы идти на приступ Кабула, будет вынужден повернуть свои танки против таджиков. Его солдаты хорошо вооружены, обучены, имеют достаточный боевой опыт. Кроме того, они будут воевать на своей земле. Но пока солдаты Дустума будут истреблять соплеменников, президент укрепит столицу войсками своих сторонников. Такой союз мне не нужен».

— Я бы хотел от тебя, Нурадин, узнать, как ты и твои люди смотрят на сотрудничество с нами. Если мы вместе: наш плов — ваш плов, наши ружья — ваши ружья. Мы братья, значит, все поровну, — Раббани явно напирал на гостя.

Но человека, которого в свое время не смогли сломать государственные спецслужбы с их мощнейшим аппаратом физического и психического подавления, вряд ли удастся сломать единственному человеку, пусть даже и доктору-богослову, и президенту страны в одном лице.

— Уважаемый, — опустив мундштук кальяна на поднос, начал Абдулхан Нурадин, — фатальным стечением судьбы мы стали изгнанниками из своей страны и тем же стечением поселились мы на землях, которые контролирует генерал Дустум. И это не была бы черная неблагодарность — вонзить нож в спину хозяину, пустившему тебя на ночлег? Если бы мы жили на твоих землях, многоуважаемый президент Раббани, ничто не помешало бы заключить соглашение о дружбе и сотрудничестве во всех областях, а так, прошу извинения, — таджик приложил к своей груди в белой атласной одежде широкую ладонь.

— Жаль, — задумчиво произнес Раббани, опуская свой мундштук на поднос, — но я рад, что мы поговорили на интересующую нас обоих тему. В будущем мы все же сможем сотрудничать.

— При определенных условиях, — прикрывая веки, уклончиво ответил Нурадин, он говорил как можно осторожнее. Чтобы ни одно его слово не было истолковано как договоренность с Раббани против Дустума.

— Вечером, многоуважаемый Нурадин, я бы хотел в твою честь дать торжественный ужин. Как во всех цивилизованных странах, — проговорил президент, про себя думая: «Слишком осторожен соплеменник, выжидает, кто возьмет верх в этой борьбе. Хочет сделать ставку наверняка. Ладно — это его право. Я же использую свое право, надо будет сказать Хектиму, чтобы подыскал замену Нурадину среди других полевых командиров».