Андрей Воронин - Комбат. Краткий миг покоя

— Вытереть за собой придется, — сказал Комбат.

— А рот не порвется? — взъерепенился пацан. Его немедленная и бурная реакция была вызвана не столько злостью и чувством вседозволенности, сколько радостью, что Комбат не попытался угодничать. Значит, можно с чистой совестью наказывать его за наглость.

— Вытрешь, — кивнул Комбат. Вышел из-за стойки, взял швабру. И тут к нему подошли все четверо, встали полукругом. Главарь стоял на вершине. То есть дальше всех от Рублева.

— Халдей! — сказал он. — Ты вообще много про себя думаешь. Мне такие не нравятся!

— А меня ты совершенно не радуешь, — в тон ему отозвался Комбат.

Крайний слева кадр попытался ударить его по лицу. Рублев спокойно блокировал удар. Блок был особенный — как бы в противоход удару. Конечность, попавшая в такой блок, страдает очень неслабо. Вот и сейчас — пацан ойкнул и сел на корточки. Этот эффект был хорошо знаком Борису. У противника ушиблен бицепс. Несколько дней ему будет очень затруднительно шевелить правой рукой. Если есть страсть к онанизму — придется переучиваться на левую руку.

Секунда замешательства, потом двое помощников толстого вдвоем бросились на Бориса. А главный на всякий случай отодвинулся еще дальше.

Рублев с пацанами не церемонился. Но и не зверствовал. Они не представляли, что такое рукопашный бой, было бы лишним укладывать их в травматологию.

Первый получил резкий секущий удар по колену сбоку. Потеряв почву под ногами, он грохнулся на пол. А второй отлетел в угол кафе после прямого удара открытой ладонью в лоб. Толстяк попытался сорваться с места и броситься в дверь. Рублев зацепил его ногу своей. Бедолага шлепнулся на пузо и даже подпрыгнул на нем, как на мячике.

— А убирать кто будет? — ласково спросил Комбат.

Под ошалелыми взглядами посетителей пунцовый и жалкий толстяк тщательно убрал с пола осколки пивного бокала и вытер разлитое. Потом квартет трусцой выбежал из «Семи ветров». Комбат проводил их до выхода.

И только усевшись в машину, они снова отва — жились проявить наглость. Толстый заорал что-то насчет того, что с Рублевым теперь обязательно разберутся. А с заднего сиденья кто-то показал оттопыренный средний палец.

Рублев возвратился в кафе и спросил у Анечки:

— А это кто?

Оказалось, что толстый — сынок одного местного бизнесмена. Тот — дядька достаточно серьезный, в городе у него магазинов как собак нерезаных, да и по области полно. Папенька — тот еще кадр, хамло редкостное. Так что проблемы могут и быть.

Папенька примчался буквально через полчаса после сынка. Налетел на Рублева коршуном, грозя всеми мыслимыми наказаниями и карами. Борис просто уложил бизнесмена мордой на стойку и прочитал ему недлинную лекцию по этикету. И посоветовал, прежде чем вот так дергаться, узнать, на кого именно возникло желание рыпнуться.

Папенька, судя по всему, не поленился навести справки. Потому что — как отрезало. Никакого продолжения у истории не было, как будто вся эта драма — просто выдумка и бред. Комбата такой расклад устраивал.

Татьяна поражалась способности Комбата ввязываться в неприятности и выходить из них с честью.

— Ты вот думаешь, что у меня все не как у людей, — засмеялся Борис. — А на самом деле как раз наоборот. Просто вокруг меня пространство закручивается в правильную сторону, и получается вот такая ерунда, как с сынком вашего торгаша.

— Да уж. Ты просто звезда теперь. В городе только и говорят, что впервые за все время Сережу-ненормального кто-то поставил на место!

Рублев засмеялся.

— Вот уж воистину ненормальный этот Сережка.

— А ты думал! — махнула рукой Татьяна, — У него еще со школы эта кличка.

— Да… Неправильно у нас нынче школа детей воспитывает.

Жена пренебрежительно фыркнула.

— Да что ты! Директриса школы на задних лапках ходила перед папенькой Сережи. Он же мало того, что школу подогревал, постоянно деньги на ремонт отстегивал, так еще и ей лично устроил неплохую прибавку к жалованью.

— Это еще с какого счастья? Она что, ему уроки какие-то давала?

Татьяна захохотала.

— Она страшная, как торпеда! Просто он ей деньги давал, а она делала так, чтобы у Сереженьки хорошие оценки в дневнике были. Если он где-то отставал по предмету — вызывала учителя на приватную беседу. И после нее все налаживалось, а Сережа становился гордостью класса.

Комбат вздохнул. Ему, разумеется, не в новинку было слышать такие рассказы. Образование в стране все больше напоминало базар, где продавалось и покупалось все необходимое. И от ступени образования это не зависело вообще никак. Комбат нипочем бы не сообразил, что за какую-то несчастную контрольную в седьмом классе можно брать взятку. Но оказывается, очень даже можно.

— Ничего себе гордость класса.

— И не говори. Но ты можешь собой гордиться — Сережа мало того, что получил по соплям от папеньки за то, что нарвался на тебя, так еще и сам впал в депрессию — он непривычный к тому, чтоб его мордой в грязь тыкали.

— Ага, и дружки его теперь небось меньше уважают, — иронично заметил Рублев.

Татьяна улыбнулась.

— Да никто его не уважал и не уважает, о чем ты говоришь? Все, кто с ним якшается, делают это только потому, что он сын богатея и всегда найдет денег на пиво и сигареты. Так что будь уверен, его кореша и теперь готовы ему задницу вылизать.

Ты поосторожнее будь. А то знаешь, взбредет им в голову тебя втихомолку достать…

Рублев кивнул.

— Не бойся, это я всегда помню. Не хотелось бы, чтоб кто ни попадя меня из-за угла зачморил.

Татьяна села возле Бориса, обняла его.

— Представляешь, Мишка сегодня в школе показал характер! Его за беготню воспитательница в группе продленного дня в угол поставила, так он все время грозился, что школу взорвет. Насмотрелся он чего-то не того!

— Известно, чего он насмотрелся, — проворчал Комбат. — У нас этот дебильный канал не выключается!

Он имел в виду телеканал «Hallmark», специализирующийся на показе зарубежной мультипликации. Комбат был не большим ее любителем. Мультфильмы с этого канала казались ему глупыми и злыми, они ни в какое сравнение не шли со старыми советскими. Но дети от них просто балдели, так что Рублев вынужден был смириться.

— А что им еще смотреть?

— Тоже правильно, — вздохнул Рублев.

— Так вот, он теперь возится в комнате, что-то из конструктора собирает. Наверное, бомбу.

— Ага, очень даже может быть, — весело подтвердил Комбат.

— Боря, а тебе не кажется, что с твоим появлением дети стали напоминать бойцов спецназа? — поддела Татьяна.

— Не знаю. Но вот когда школа взорвется — поверю. Или выгони меня, раз боишься за детскую психику.

Татьяна крепче прижалась к Борису.