Александр Тамоников - Ночная война

«Волга, мы поняли! – кричал в трубку возбужденный сержант Листвянский. – В штаб дивизии уже радируют! Все необходимые меры будут приняты! Ситуация в нашем полку сложная, но пока не критичная! Удается отбиваться, несем потери! Батальоны отходят на рубеж Звонарево – Кабинетное – есть приказ форсировать реку Маетную и временно закрепиться на ее правом берегу! Выходите к Звонарево, вас будут ждать… если успеете это сделать за несколько часов…»

– Товарищ лейтенант, немцы знают, что мы захватили их офицера-танкиста, – с сомнением заметил Герасимов, – а также догадываются, что молчать он не будет. Не поменяют свои планы?

– Не думаю… – Шубин невольно задумался. – Колонна разогналась, набрала обороты. Другого маршрута у немцев нет, а если все менять, искать другие дороги, то дивизия успеет выйти из опасной зоны и их план не сработает. Немцы могут ускориться, но… по таким дорогам… не думаю, что они смогут помчаться сломя голову. Разбирайте с Кошкиным рацию, она уже не понадобится… Это что за шум? – Шубин насторожился. Пленного не было – Шлыков отволок его за изгиб оврага, и теперь оттуда доносились подозрительные харкающие звуки. – Словно свинье режут горло тупым предметом…

– Так и есть, товарищ лейтенант, – театрально вздохнул Герасимов, – Петр Анисимович давно не точил свой нож…

За глиняной глыбой, оторвавшейся с козырька оврага, сидел на корточках Шлыков, поглядывал как-то виновато и вытирал лезвие о штаны немецкого офицера. Герр Кальцман умер не самой приятной смертью. Конечности выкручены, на шее кровавый «галстук». Пальцы, сведенные судорогой, еще подрагивали.

– Не удержался, Петр Анисимович?

– Не удержался, товарищ лейтенант. Как тут удержишься? Чего время-то терять? Или еще хотите поговорить? Вы вроде знак украдкой подали…

– Нет, все правильно, молодец, Петр Анисимович. Все, мужики, теперь пулей…

– Поправку на ветер будем давать, товарищ лейтенант? – оскалился Кошкин.

Горы бурелома встали баррикадой. Шлыков пробивал дорогу, поминая бога, душу и, естественно, мать. Промчаться пулей конечный участок пути, к сожалению, не удалось. Привал был короткий, жадно курили.

– Харчеваться будем, товарищ лейтенант? – осторожно поинтересовался Кошкин.

– Не наедаемся, боец? – фыркнул Шубин. – Может, тебе еще и коньячку, что лежит у Шлыкова в вещевом мешке? Не делай, Петр Анисимович, сложное лицо, мы прекрасно помним, что там у тебя. И не забудем, не надейся. Еще рывок, мужики. Километр пройдем, там и поедим. А, возможно, выпить разрешу граммов по тридцать – чисто в физкультурном плане, чтобы бежалось легче…

Повалились дружно, без команды – едва услышали немецкую речь. Акустика странная – словно находились в концертном зале, где звуки отражаются от потолка. Лес был смешанный, не успевал просыхать под скупыми лучами осеннего солнца, и под ногами разверзлось сочное месиво – ветки, валежник, ворохи слипшейся листвы. Практически под носом оказалась лесная дорога – чуть не выскочили на нее. Рядом находились немцы! Сыпались фразы, содержавшие беззубые немецкие ругательства. Иногда начинал работать мотор, срывался на визг со скрежетом и глох. Помеха была досадной. Десять минут назад на развилке проселочных дорог засекли грузовую машину, набитую пехотинцами, – она тащилась по ухабам, потом остановилась, высадила солдат – судя по амуниции и вооружению, собравшиеся явно не в баню. Полковую разведку фашисты не заметили, группа убралась у них под носом, но остался неприятный осадок: не хотят ли эти вояки прочесать лес в восточном направлении? Не факт, что искали именно их, просто зачищали занятую территорию, но все равно неприятно, когда у тебя за спиной цепь автоматчиков. В таких условиях как-то странно устраивать привал и потреблять коньяк. Шубин приказал уйти с дороги и бежать по лесу. Чутье настаивало: свои где-то близко. И вот досада, вынужденная остановка – лесную дорогу едва не проглядели, спасибо немцам, что предупредили о своем присутствии…

Запах гнили царил как в братской могиле, перед глазами перехлёсты веток, гниющая древесина, мокрая земля под животом прогибалась как спальный матрас. Разведчики замерли, слились с местностью. Шубин медленно вытянул руку с автоматом, сдвинул стволом сучковатую корягу, освобождая пространство - зрелище было так себе, бывало и хуже.

До дороги метров пятнадцать, проезжую часть полосовали рытвины, зеленел чертополох, в глубоком ухабе, задними колёсами застрял «Фольксваген-82», иначе называемый «Кюбельваген» - германский автомобиль, повышенной проходимости военного назначения - проходимость не спасла, на русских дорогах вязли даже танки. Судя по всему, связисты - к задней части машины крепилась катушка с телефонным проводом, на номерном знаке буквы VH - принадлежность к вермахту. Связистам не повезло: задние колёса утонули основательно, положение усугублял задний привод - колёса вращались в холостую и машина стояла на месте. Водитель в мышиной форме яростно газовал, ещё четверо толкали сзади, раскачивали машину. В адрес слепого Отто, видимо водителя, источались грязные ругательства. Связисты были вооружены автоматами, к ремням крепилась вся положенная амуниция. Люди вспотели, расстегнули френчи, автоматы болтались сзади. Выражаться в адрес российских дорог становилось в вермахте доброй традицией.

«Как я их понимаю», - подумал Глеб.

Военнослужащие сделали передышку, потом перебрались к переднему бамперу, стали толкать в другую сторону, водитель, соответственно, переключил передачу. Ничего не изменилось: машина буксовала, изрыгая смрадную двуокись; тряслись борта, собранные из усиленных жестяных листов.

- Отто, прекращай!.. Хватит! - прокаркал ефрейтор.

Связисты стали совещаться, потянулся голубоватый табачный дымок. Шубин затаил дыхание, вытянул шею - группа находилась где-то рядом, зарылась в дары осеннего леса и не подавала признаков жизни. Силы примерно равные, но атаковать глупо и какой резон? - будут потери, неоправданные, бессмысленные. Воспользоваться машиной все равно не удастся она в ухабе. Товарищи озадаченно молчали, понимая, что положение сложилось глупое: вперёд нельзя; назад, с целью обойти, тоже нельзя; выйти бесшумно не удастся - немцы насторожатся, станут палить, а где-то сзади цепь солдат.

Связисты проявили творческое мышление: один убрался за обочину, притащил обломок осинового ствола, стал устанавливать под углом в яму, уперев тонкий конец в колесо - такое могло сработать. Ещё двое подтащили аналогичный огрызок, сунули под второе колесо. Худощавый обер-гренадер орудовал сапёрной лопаткой, удлинял ухаб, чтобы у машины вышел разбег.

На юго-востоке гремела канонада - к ней давно привыкли. И вдруг зарокотало в другой стороне, примерно на северо-востоке. Канонада была ожесточённой, разрывы следовали один за другим - не близко, судя по громкости, километрах в пятнадцати, к тому же чаща леса частично гасила звуки. На северо-востоке что-то происходило: разрывы учащались, превратились в равномерный фон. Шубин невольно заинтересовался: канонада не смолкала. Немцы тоже забеспокоились, стали прислушиваться. Глеб прозрел: а ведь это именно то, во имя чего группа терпит тяготы и лишения. Немецкая колонна, спешащая отрезать дорогу дивизии, попала под артиллерийский огонь! Значит полковник Моисеевский успел подтянуть свои орудия - немцев не пустили, встретили достойно.