Кирилл Казанцев - Последняя обойма

стрелка «мазилой». Я был несправедлив.

- Короче, нужна срочная операция плюс переливание крови, - подытожил Матвей Александрович. - Вот лекарство от

вашей болезни.

- Вы хотите положить его в больницу? - кивнул я в сторону светящихся окон.

- Я не могу делать ему операцию у себя дома, - пожал плечами доктор. - У меня нет частной клиники.

- Но здесь... Вам придется регистрировать его, сообщить о пулевом ранении...

- Совершенно необязательно. Я заведующий отделением. Я могу положить к себе человека, и никто за пределами моего

отделения не будет об этом знать.

Поставлю диагноз «бытовая травма». Никаких проблем.

- При нем нет никаких документов.

- Не имеет значения.

- Его имя...

- Оно меня совершенно не интересует. Для отчетности я могу написать что угодно - Иванов Иван Иванович... Вас

устраивает набор услуг, который я предлагаю?

- Вполне.

- Тогда вы не удивитесь, когда узнаете, сколько я прошу за это.

- Полагаю, что немало.

- Вы поразительно догадливы, - улыбнулся доктор. - Я дорого беру, но я и даю много. Можете не волноваться за вашего

друга.

- Я похож на человека, который волнуется?

- Немного.

- Это обманчивое впечатление.

- Так мы договорились?

- Да. - Я протянул ему пять стодолларовых купюр. - Это все, что у меня есть сейчас. Завтра я привезу остальное.

Устраивает?

- В качестве задатка сойдет, - кивнул доктор, и мои деньги исчезли в кармане белого халата. - Как с вами связаться, если

что-то вдруг произойдет?

- Вы обещали, что ничего не произойдет.

- Я о другом. Если ваш друг придет в сознание и захочет покинуть больницу. Мне нужен ваш телефон или другие

координаты.

- Лучше я сам буду вам позванивать, - сказал я. После всех глупостей, что я и Сидоров натворили за последние сутки, мне

хотелось быть осторожным.

- Звоните. - Врач достал из кармана мобильный телефон, набрал номер и вызвал дежурных санитаров с носилками. -

Кстати, кто вас вывел на меня? Кто порекомендовал?

- Это имеет какое-то значение? - Я увидел, как от здания больницы отделились два белых пятна. В заведении Матвея

Александровича работали быстро.

- Ну-у, - как бы равнодушно протянул доктор. - Всегда интересно, кто из твоих друзей - настоящий. То есть кто успешнее

рекламирует мой маленький бизнес. Это случайно не Гиви Иванович?

Видимо, в моем лице что-то изменилось, потому что доктор поторопился заметить:

- Ну не хотите говорить, не надо. Я же просто спросил...

Я не стал дожидаться приближения санитаров, сел за руль и наклонил голову вниз, чтобы парни в белых халатах не

видели моего лица. Они вытащили Сидорова и положили на носилки. Я сразу же завел двигатель...

Удаляясь от больничных ворот, я смотрел, как санитары тащат к зданию прогнувшиеся под тяжестью сидоровского тела

носилки, а чуть позади размашисто шагает Матвей Александрович. Чем дальше они уходили, тем быстрее исчезали белые

пятна халатов, и в конце концов темнота осенней ночи поглотила всех четверых.

Глава 13

И тогда я посчитал, что для одного дня и одной ночи событий было слишком много. Я поехал домой, покручивая время от

времени ручку приемника, пытаясь из радиопрограмм узнать что-то еще о происшествии в «Европе-Инвест». Но в эфире

либо играла музыка, либо ведущие вели вялые беседы с полуночными слушателями, любящими излить душу.

Я решил, что лучше будет часов в одиннадцать утра позвонить Гарику, который наверняка в курсе дела. Гарик был

единственным милиционером среди моих знакомых. Или наоборот - единственным моим знакомым среди милиционеров. Он

был хорошим парнем. Настолько хорошим, что несколько раз рисковал ради меня жизнью, карьерой и всем, чем еще можно

рискнуть.

Было почти четыре часа утра, когда я подъехал к своему дому. Усталость взяла свое, и я выбирался из машины медленно,

морщась от боли, вновь атаковавшей мой позвоночник, и поеживаясь от ночного холода. До рассвета было далеко, и с

каждым новым днем его приход отдалялся. Начинался сезон ранних сумерек и поздних восходов, сезон холода и темноты,

когда солнечный свет дается лишь на несколько часов в день. Этого слишком мало, чтобы утолить тоску. Этого слишком

мало, чтобы поверить в то, что холод и сумерки - не навсегда. В конце сентября, когда уходит бабье лето, а заморозки

становятся обычным делом, особенно трудно поверить, что когда-нибудь вновь придет тепло, придет жизнь и дождь будет

желанным потоком веселящей влаги, а не леденящим душем... Так трудно поверить, что все изменится к лучшему.

Я неспешно проковылял по ступеням к подъезду, вошел в вестибюль и вызвал лифт. Его движение на первый этаж

наполнило шахту таким шумом, будто двигался пассажирский поезд. Так было уже миллион раз. Миллион раз я возвращался

домой посреди ночи, один, усталый, вымотавшийся, разбитый. Я вызывал лифт и ехал наверх, к себе. Ехал один, в квартиру,

где мне предстояло лечь и уснуть одному, одному пережить свою боль и свои тревоги.

Так трудно поверить, что когда-нибудь все изменится.

Я провел ладонью по лицу, словно хотел стереть усталость. Как бы не так. Хотелось упасть на кровать и лежать так

миллион лет. Чем выше поднимался лифт, тем хуже я себя чувствовал, тем сильнее была тяга к немедленному падению в

холодную постель ради долгого беспробудного сна...

Лифт вздрогнул и замер. Резко отъехали двери, и я шагнул вперед, нашаривая ключи в кармане.

- Спокойно, без резких движений!

- Стоять!

Один заорал мне в левое ухо, другой - в правое. И я замер, не сделав ни одного резкого движения. Зато эта парочка

суетилась. Один вцепился мне в правую руку, - наверное, боялся, что я вытащу из кармана пулемет. Или портативную

атомную бомбу.

Второй ткнул мне в нос красной книжечкой и стал энергично хлопать меня по груди, по бедрам, по спине, выполняя эту

процедуру с каким-то самозабвенным азартом. Мне вдруг захотелось испортить ему удовольствие.

- А вы уверены, что тискаете именно того, кого нужно?

Оба посмотрели на меня. Первый - розовощекий крепыш с короткой челкой на низком лбу - угрожающе, второй -

остроносый и усатый, чуть постарше своего напарника - с интересом.

- Уверены, - ответил второй. - Ваша фамилия Шумов? Константин Сергеевич? - Его рука змейкой скользнула мне в

карман и вытащила удостоверение сотрудника охранного агентства «Статус». - Точно. Это вы. Так что нет никакой ошибки.

Я смотрел на свое удостоверение в тонких пальцах милиционера и с грустью думал о Максе. Его ждало очередное

невеселое утро, утро следующего дня, когда он обо всем узнает и в очередной раз тихо выругается в мой адрес.

- Мы тебя уже третий час поджидаем, - злорадно вымолвил розовощекий. - Поздно гуляете, товарищ Шумов.