Кирилл Казанцев - Последняя обойма

сна были изгнаны.

- Как ты себя чувствуешь? - услышал я голос Анны, хотя сама она оставалась невидимой. Я пошел на звук, вытянув

влажные руки, и нащупал ее голову на уровне моих бедер: Анна сидела на полу, скрестив ноги. Я тяжело опустился рядом.

- Я спросила, как ты себя чувствуешь, - напомнила Анна. - Ты готов?

- Всегда готов, - прошептал я, но тут вспомнил, что мой «люгер» остался в плаще. Опять получилось, что я переоценил

себя. Пришлось идти в прихожую, искать плащ, искать в нем карман, а в кармане - пистолет.

- За что расквасили физиономию твоему дружку? - поинтересовался я, вернувшись к Анне. - Кому-то не понравилась его

бороденка?

- Он перебрал. - Я не видел лица Анны, но понял, что она улыбается. - В том смысле, что повел себя слишком нагло. Его

едва не размазали по стенке... Но обошлось.

- Боб все сделал, как надо?

- А это ты скоро узнаешь. - Анна сплела свои пальцы с моими. - Нам осталось ждать не так уж и долго.

В этом она оказалась права. Обычно ожидание - весьма тоскливое и нудное занятие. Время тянется как резина. Можно

считать овец, как при бессоннице, но вряд ли это поможет. Мы сидели на ковре, сцепив руки, как влюбленная пара

школьников, и молчали. И время пронеслось как поезд по скоростной магистрали.

Двое школьников разжали пальцы и потянулись за оружием, спрятанным в одежде. Встали и разошлись в разные

стороны.

Мы потеряли друг друга в кромешной темноте, опустившейся на нас.

Глава 5

На моем левом запястье - старые механические часы, без всяких там подсветок и музыкальных попискиваний. Поэтому я

не знал, который час. Ясно лишь было, что полночь уже миновала. Самое время для осторожно скребущихся звуков за

дверью.

Это напоминало ситуацию в кресле зубного врача, когда тетка в белом халате орудует у тебя во рту какими-то

металлическим штуками, а ты понятия не имеешь, что это и зачем. Главное - результат. Так и сейчас: я не видел, чем

обрабатывали замок неизвестные умельцы, но в итоге раздался щелчок, и петли едва слышно скрипнули. Началось.

Я сразу же приступил к исполнению своей роли: то есть начал издавать негромкие булькающие звуки, которые должны

были изобразить храп спящего тридцатилетнего мужчины. Мне никогда ранее не приходилось заниматься подобными

вещами, но полагаю, что для дебюта прозвучало вполне сносно.

Я вслушивался в шаги вторгшихся в мое жилище. Вроде бы двое. Ступают осторожно. Прикрыли за собой дверь. Чтобы

не будить соседей. Заботливые ребята.

Я продолжал изображать храп, и тут сообразил, что непрошеные гости двигаются в мою сторону. Я теперь не только

слышал шаги, я чувствовал запахи. От одного несло табаком, от второго - туалетной водой польского разлива. Аромат,

наверное, назывался: «Разбегайтесь, девки, поскорее, или Конверсионное производство из отходов химического оружия». Я

поморщился.

Какой-то шорох. Черт, я не вижу, что они там делают. Но, надо думать, ничего хорошего эти парни не натворят. Это же не

тимуровцы, совершающие по ночам благотворительные походы на квартиры к одиноким мужчинам ради стирки белья или

починки старой мебели. Нет, эти двое явно из другой организации.

И я отчетливо слышу сдавленное:

- Давай!

А вслед за тем - свист. - Глухой удар. И треск. Потом тишина. Опять шепот:

- Твою мать... Переборщили.

Я не в силах это дальше терпеть. Только что этот придурок расколотил мою любимую сахарницу. То ли дубинкой, то ли

бейсбольной битой, какая разница... Главное - моя сахарница развалилась на части, и ее уже не склеить.

Почему сахарница лежала на диване вместе с моим свернутым в жгут старым пальто и все это было укрыто одеялом - уже

не столь важно. Но окажись на месте сахарницы моя голова, выдержала бы она? Или пришлось бы покупать новую?

Слишком много вопросов. Я выпрыгиваю из платяного шкафа, где сидел, согнувшись в три погибели. Я падаю на одну из

двух темных фигур, застывших у дивана, и мы вместе валимся на ковер. Мысль о трагически погибшей сахарнице придает

мне сил, и я бью варвара головой об пол, получаю в ответ удар коленом в живот, окончательно зверею, выхватываю «люгер»

и тычу его под нос противнику. В квартире темно хоть глаз выколи (неплохая мысль, кстати), поэтому распластавшийся подо

мной враг может не понять, что за штуку ему суют в лицо. И я объясняю:

- Мозги вышибу, урод!

Из темноты вторит голос Анны:

- На колени, сука, иначе снесу башку вместе с перхотью!

Это она не мне. У меня нет перхоти.

Глава 6

Анна свободной рукой дотягивается до выключателя. Загорается свет, рассеивается темнота, и я наконец вижу тощего

парня лет восемнадцати на полу. Он часто моргает, уставившись на дуло «люгера». Из разбитого носа течет кровь. В

нескольких сантиметрах от его правой руки лежит увесистая бейсбольная бита. А еще говорят - экзотический вид спорта.

Вот, пожалуйста, прижился.

- Тебя папа с мамой учили бить чужую посуду? - яростно хриплю я. Упоминание папы и мамы приводит парня в

состояние замешательства. Он начинает шмыгать носом и дергать веками. - Вставай, - командую я, и парень резко

вскакивает, вытягивая руки по швам. Он не пытается сопротивляться.

Я подталкиваю его стволом пистолета к прихожей, туда, где Анна наставила пистолет в затылок второму визитеру. Тот

стоит на коленях, как ему и было велено. Руки подняты на уровень плеч, пальцы слегка дрожат. Этот чуть постарше.

Анна хватает моего пленника за локоть и швыряет на пол, рядом со вторым. Теперь на двоих приходится лишь один

пистолетный ствол, но все равно никто не дергается. Я приношу из ванной мокрые полотенца и привязываю правую руку к

левой ноге - сначала одного, потом второго. Не слишком удобная поза.

Потом я обыскиваю парней и вытаскиваю из их карманов два «ТТ» с глушителями. Нож, кастет, два мобильных

телефона. Швыряю все это богатство на диван, поверх одеяла, которое уже сыграло свою славную роль.

Приношу с кухни табурет и сажусь. Слишком я устал, чтобы вести разговор стоя. «Люгер» я держу в руках так, чтобы они

оба его видели.

- Гиви Хромой послал? - спрашиваю я. Парни молчат, потому что не знают, во что вляпались. Они не знают, с кем имеют

дело. Если милиция - то можно и помолчать, потому что Гиви постарается отмазать. Но это не милиция. Это гораздо хуже.

- За каждый неосвещенный вопрос будем убивать по человеку, - равнодушным голосом сообщаю я. На меня таращатся

две пары встревоженных глаз.

- Это как? - не выдерживает младший. - Нас же всего двое...

- А один вопрос уже был задан, - с улыбкой напоминаю я. - Когда вы не ответите на второй, мы скинем ваши тела в

мусоропровод и пойдем спать.

Анна взводит курок, оба вздрагивают.