Александр Харламов - Литерный особой важности

Да уж…Задумалась Юлька. Большие деньги приносят большие проблемы, так же, как и большая любовь, которая, не находя выхода, становится большим злом, съедающим вокруг себя все. Именно жертвой перерожденной большой любви стал комендант станции Чуйка, а не как считали в главном управлении военной разведки погиб от рук коварных террористов. Любви и расчета…Любила ли его вообще эта женщина? Или просто, как в ситуации с домом, все продумала и считала военного неплохой партией?

– Зачем вы мне все это рассказали? Ведь теперь я буду просто обязана вызвать сюда полицию и посадить вас вместе с вашим Матвеем?– после долгой паузы, во время которой Лужина налила себе полный бокал вина, спросила Юлька.– Вы хоть понимаете, что убили человека?

– Понимаю,– кивнула вдова капитана.– только я теперь не смогу допустить, чтобы кто-то помешал мне моему счастью с Матвеем…

– Что?– приподнялась на диване помощница.– Что это значит?

Позади нее щелкнул взводимый курок охотничьего ружья. Она резко обернулась назад, глядя на парня, который целился ей в грудь с сосредоточенным лицом.

– А вот Матвей…– пораженно прошептала Юлька, в который раз обзывая себя мысленно глупой дурой, попавшейся опять в ловушку.– Елена Константиновна…Я вас прошу не делать этого! Вы понимаете, что будет, если вы сейчас застрелите сотрудника ГРУ? Или ты, Матвей, понимаешь, что вас будут искать и найдут? Найдут из-под земли! И никакие деньги папы из Брянска не спасут вас от наказания!

Юлька медленно сделала шаг в сторону, не сводя глаз с вороненного ствола ружья. Сердце бешено колотилось в груди. Она отчаянно искала выход.

– Кто знает о том, что вы тут?– с легкой грустной улыбкой уточнила Лужина.

– Все!– торопливо брякнула помощница, выдав себя с потрохами.

– А вот я, думаю, что никто…Вы молоды, девушка, азартны и ни с кем делиться славой не стали бы…– вдова капитана зашла за спину Юльке, даря ей шанс, даже не предполагая, что находится на одной с ней линией огня, и если этот Матвей действительно ее любит, то стрелять не станет, боясь, что попадет в хозяйку дома.– Так что, если мы вас здесь застрелим, а потом немного забетонируем, то никто не подумает на убитую горем вдову? Не так ли?

– Да пошла ты!– громко ругнулась Лавоченко, делая движение резко вниз и в бок, чтобы уйти с линии огня. Палец Матвея дернулся на крючке произвольно. Юлька была уверена, что стрелять парень не хотел. Гулко прозвучал выстрел. Тело Лужиной покачнулось. На черном пеньюаре в области груди стало появляться темное пятно. Она с трудом втянула в себя воздух, растерянно улыбаясь, еще не понимая, что ее только что убил собственный возлюбленный.

– Матв…– попыталась она что-то сказать, но рухнула на пол, опрокидывая журнальный столик с бокалом недопитого вина.

– Лена!– парень бросился к ней, забыв про Юльку. Его отчаянный крик разорвал тишину пустого дома, будто взрыв снаряда большой мощности. Он не видел ничего кроме Лужиной. Ее голова с разметавшимися по коленям Матвея светлыми волосами безжизненно смотрела на него мертвыми пустыми глазами, полными печали. – Лена…

Юлька аккуратно обошла их двоих и подняла ружье с пола. Так и есть…Заряжено оно было крупной дробью, не оставляющей шансов выжить при попадании в сердце. Ловко разрядив его, она отбросила оружие в сторону. Набрала номер Мишки Карташа – друга Вишневского, занимающегося убийством Лужина.

– Михаил Сергеевич, я нашла убийцу Лужина. Диктую адрес! Приезжайте с районными операми, тут, увы, еще и труп заказчицы…

Тихо она вышла из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Почему-то она была уверена, что Матвей никуда не сбежит отсюда. Не дать им шанса побыть напоследок вдвоем, она не имела права. Видимо, это была действительно любовь. Именно та самая, о которой пишут в книжках, из-за которой начинают войны и гибнут целые государства, а Лужин в этой любви был лишь досадной помехой. Лавоченко вздохнула, прижавшись затылком к прохладной стене. Ей почему-то захотелось увидеть Вишневского, чтобы тот с его ехидной улыбочкой подначивал ее, успокаивал, ругал, да что угодно, лишь бы был рядом. А как же Руслан?…Тоскливо и грустно на душе…Мерзко, словно в чем-то грязном выкупалась. Тошно…

Где-то далеко по улице, на пределе слышимости ревели мигалки. Тошно…Слезы сами покатились из глаз, и она их старательно вытирала, чтобы не показаться слабой. Она не женщина, в первую очередь она старший прапорщик ГРУ, а они слабыми быть не могут. Противно…

18 км мост

Земля была теплой и приятно пахла какими-то ароматными травами. Я с наслаждением вдохнул этот пряный запах и обернулся на Ваньку Кобелева, лежащего рядом, с которым мы не один пуд соли съели за три года в учебно-тренировочном центре ГРУ под руководством Белянкина, тогда еще подполковника, потом был Кавказ, Грузия, поиски террористов, совершивших жуткий терракт на вокзале Волгограда, война в Осетии…Сколько они всего пережили вместе?

Сейчас старый сослуживец был рядом, внимательно осматривал в бинокль мост, который должны были заминировать бандиты, и подходы к нему. Чуть поодаль от них, весь увешанный маскировочными ленточками замер снайпер, разглядывающий дорогу к железнодорожной насыпи в прицел старой доброй СВД. Левее расположилось пять человек из группы Ивана. Их я не знал. Все молодые, собранные…Только набранные из учебно-военного центра. Кобелев говорил, что это их чуть ли не первая операция. Салажата…У них еще все впереди.

Этот факт меня волновал мало. Там, откуда они выпустились, если учат, то учат на совесть. Вот и я, если бы не знал расположение огневых точек, то вряд ли бы обнаружил засаду. Ни один листочек не колыхнется, ни одна веточка не дрогнет, словно мост действительно пуст…

– Волнуешься?– тихо спросил Ваня, переворачиваясь на бок и отложив бинокль в сторону.

– Не знаю,– пожал я плечами, так привычно обтянутых разгрузкой,– прошло много лет, когда я был на боевом выходе последний раз. Тело вроде все помнит, а вот голова…

– Они профи,– кивнул Кобелев куда-то в сторону,– сами упакуют террористов, как миленьких, нам и пострелять даже не придется…

– Я не о том…Раньше молод был, не думал, что могу погибнуть, а сейчас…Сейчас сердечко жмет, словно первый бой мой в жизни,– я пошарил на боку в поисках фляжки, жадно отхлебнул из нее холодной воды, предложив другу.

– Это, брат, и называется старость…Когда есть, что терять в своей жизни.

– Да, что мне толком терять?– хмыкнул я то ли с грустью, то ли с непонятным удовлетворением.– Семьи нет, детей нет…Старушка мать дома всплакнет, если погибну, а так…

– А, что с семьей?– поинтересовался Кобелев, перевернувшись ко мне лицом, внимательно вглядываясь в него, словно искал ответ в моих сосредоточенных чертах лица.