Станислав Иродов - Мангуп

В это время ветер развеял дым над центром поля сражения, и князь увидел, как остатки первой линии пехоты феодоритов отступают назад через оставленные проходы во второй линии, а вторая линия менавлатов, ощетинившись копьями, быстрым броском ринулась вперёд, пока не успели османские стрелки перезарядить свои аркебузы. Турецкие пушкари, впряжённые в пушки вместо лошадей, тащили их в тыл на перезарядку. Завязался бой пехоты. Первая линия скутатов Лели Агапия, перестроившись позади второй, и дротиками поддерживала товарищей. Одна тамга из отряда дальнего охранения Асхара Ахболата подъехала в тыл пехотинцам, и стала через головы скутатов обстреливать из луков ряды турецкой пехоты. Медленно, но уверенно скутаты теснили османов. Зелёное поле стало кровавым, и ярко блестело на солнце как море на закате дня. Сотни убитых, тысячи раненых уже лежали на земле, но скутаты шли по поверженным телам, карабкались на них, словно на крутые холмы, и пускали сверху смертоносные стрелы, метали дротики. Смерть уже не могла остановить воинов. Она стала их сестрой.

На правом фланге каваларий феодоритов застыл неподвижно, и не принимал никакого участия в сражении. Наверно, он мог бы ударить во фланг турецкой пехоты, бившейся в центре, но напротив клибанариев, ощетинившись копьями, нависала мощная группировка османов. Турки выжидали, и Александр понимал почему: за первыми рядами пехоты прятались пушки и аркебузиры. Точно так же, как в центре, как на левом фланге. Турки ждали, пока клибанарии феодоритов бросятся в атаку, чтобы известным маневром и залпом уничтожить их основные силы. Наверно, Смирнопуло успел предупредить командира правой меры Валамира Кузурмана о турецкой хитрости.

К Александру подошёл Николай. За ним следовал митрополит Патераки Арсений со служками и дьяконами. Александр поздоровался с Николаем, подошёл к митрополиту, и, перекрестившись левой рукой, попросил Церковь молиться за здравие воинов православных, за победу армии над неверными. Митрополит благословил князя, а потом дал знак, и церковные колокола подняли трезвон.

Внизу, морально поддерживаемые колокольным звоном города, скутаты теснили османов. Турки отступали, и задние ряды их центра уже скатились в овраг Сухой речки. Казалось, вот-вот они побегут, но вдруг, из леса вышла ещё одна плотная линия турецкой пехоты. И в то время как первая линия турок отступала, навстречу измученным от долгого сражения феодоритам, под грохот барабанов двинулись новые, свежие турецкие войска. Прямо во время боя шла замена войск. Свежие турки пошли вперёд, тесня феодоритов.

Вдруг, на правом фланге загрохотали барабаны, и началось неожиданное наступление турок. Ощетинившись копьями и алебардами, турецкая пехота с криками «Аллах!» пошла в атаку на бронированную конницу феодоритов. За первыми плотными рядами копейщиков, как спрятанный в рукаве нож, скрывались аркебузиры. Клибанарии медлили, словно в замешательстве. Но когда расстояние сократилось, и стрелы, посылаемые из составных турецких луков, стали густым дождём падать на неподвижную конницу, Валамир Кузурман поняв бессмысленность дальнейшего выжидания, дал команду начать вынужденную атаку. Опять запели трубы, рожки, опять рванулись вперёд тяжёлые всадники, и опять, как на левом фланге, упали на землю первые ряды турок, обнажая готовых к залпу аркебузиров, и опять, неминуемый, неотвратимый залп снёс ряды мчащейся кавалерии, Всё повторилось в точности. Александр отвёл глаза, поднял их к небу, где не было Иисуса Христа, а парили ангелы мусульманского бога Аллаха. В глазах князя блестели слёзы. Он знал, что сейчас, как и раньше, на смешавшихся клибанариев обрушится тяжелая турецкая конница. Он знал, что битва превратится в кровавое месиво, где уже не будет места тактике и стратегии, а будет страшная толчея, мясорубка, в которой каждый сам за себя и выживает сильнейший. А сильнейшими были турки. За ними опыт многолетней войны, численное преимущество, и вера, что погибший в сражении с неверными тут же попадает в мусульманский рай. Каждый из османов наизусть знал стихи Корана, повторял их мысленно: «И если кто сражается на пути Аллаха и будет убит или победит, Мы дадим ему великую награду».

Подошёл Теодорик.

– Плохие новости,– спросил Александр?

– Хуже некуда. В тылу с двух сторон от Старой крепости с севера и от Байдар в обход с востока наступают два конных отряда турок. Времени для перегруппировки сил армии уже нет. Когда я говорил Смирнопуло об этой угрозе, он переложил ответственность с себя на Деву Марию и святого Феодора.

– А я всё думал, где это лёгкая конница турок? В сражении она не участвует, значит, пытается совершить манёвр. Выдели тагму из резерва для усиления защиты прохода с севера и востока. Пусть рассыплют на дороге шипы – триболы, лучники поднимутся на склоны гор, а копейщики встанут на пути конницы. С севера каньон меньше стадия в ширину. Конница с хода ров не преодолеет. Ей придётся спешиваться. Если наши копейщики будут стоять насмерть, проход легко удержат. С востока тоже всё защищено.

– Это расчёты для опытных воинов, а у нас в резерве вчерашние крестьяне, не умеющие ни нормально стрелять, ни копьё крепко держать, – пробурчал Теодорик, направляясь к лагерю резерва.

Сражение внизу продолжалось. Солнце уже стояло в зените, ветра почти не было, полуденный зной наваливался на город. Мандарий отдал распоряжение, и слуги растянули над князем плотную материю, защищавшую его от солнца.

Александр знал насколько тяжело приходится сейчас его воинам в долине, где совсем не было ветерка, особенно бронированным. Жара в раскалённом панцире, иссушающая жажда и невероятная усталость. Князь видел, как бегают по полю разносчики воды, и понимал, что тем, которые сражаются в первых рядах, её не достанется. В таких сражениях люди часто погибают не от меча и стрел, а от теплового удара. Но здесь трудно что-либо изменить.

Князь сидел на стуле, на самом краю скалы. Его ноги свисали над пропастью, и мандарий, стоя сзади, опасливо придерживал кресло князя от случайного падения.

Пришла София. Она принесла Александру кусок пирога с мясом фазана, но увидев, как близко сидит князь к обрыву, даже покачнулась, закрыла глаза от ужаса. Потом всё же взяла себя в руки, подошла к Александру.

– Отодвинься от пропасти, а то голова закружится, и свалишься вниз,– сказала она.

Александр взглянул на жену. Его глаза потеплели. Он встал, отодвинул кресло от края и взял протянутый кусок пирога. Но потом посмотрел вниз, где поле было красным от пролитой крови, и вернул пирог жене.

– Прости, не могу я есть, когда мои воины погибают. А ты иди во дворец. На жаре тебе может стать дурно, и это повредит нашему малышу.