Андрей Дышев - Сердце волка

– Стоять! – рявкнул я в темноту и тотчас метнулся к дивану.

Выстрела не последовало, но вместо него раздался грохот падающего стула, и в дверной проем выскочил человек в белой рубашке. Он опередил меня всего на мгновение, и уже в следующую секунду я настиг его в конце коридора и подсек ему ногу.

Падать человек не умел. Вместо того, чтобы выставить руки вперед, он обхватил голову, словно хотел прикрыть ее от сваливающихся сверху кирпичей, и тяжело повалился на пол.

– Не ушибся, малыш? – спросил я. – А почему без очков?

Официант Сашка, исподлобья глянув на меня, сел, обнял руками колени и спрятал в них лицо. Я тяжко вздохнул – настолько живо представил себе реакцию профессора.

– Лучше бы это сделал кто-нибудь другой, – сказал я, приподнимая парня за ворот рубашки.

Профессор продемонстрировал завидную выдержку. Он взглянул на Сашку, ничем не выдал своих чувств, не издал ни одного упрека в адрес "вшивых апартаментов", быстро зашел в свой номер, повсюду зажег свет, прошелся по комнатам, после чего спросил у меня:

– Вы его обыскали?

– Нет.

– Надо бы… Надо бы! – повелевающим тоном повторил он и, не дождавшись от меня решительных действий, близко подошел к официанту и приказал: – Ну-ка, малец, выверни карманы и расстегни рубашку!

Сашка подчинился. На пол выпали дверной ключ, шариковая ручка, огарок свечи и зажигалка. Курахов мельком взглянул на предметы и снова зашел в номер.

– Свои вещи узнаете? – спросил я.

– Не-ет, – едва разжимая зубы, протянул профессор. – Не узнаю… Да не стойте вы там, сейчас разбудите весь свой бомжатник! Заводите отрока сюда!

Я легонько подтолкнул официанта в профессорский номер. Не думаю, что Марина продолжала крепко спать в своем номере после того, как Сашка слету приземлился на пол, отчего содрогнулась вся гостиница. Но смелости выглянуть в коридор у нее хватило лишь тогда, когда она услышала наши с профессором голоса. Она высунула заспанное лицо из-за двери, испуганно посмотрела по сторонам и шепотом спросила:

– Что происходит? Что здесь упало?

Ее огненные волосы были распущены и упругими волнами лежали на обнаженных плечах. Марина была в ночной рубашке, босая, и я мимоходом заметил, что в неглиже, помятая теплой постелью, она выглядит намного привлекательнее, чем в черной юбке, сиреневой кофточке и с туго заплетенной косой. Такие красивые густые волосы надо показывать, а не вить из них веревку.

Мы с профессором не успели махнуть на нее руками, чтобы она поскорее закрылась, как в коридоре появился озабоченный ночным переполохом отец Агап. Батюшка спал на своем топчане не раздеваясь, и потому пришел по всей форме – в брюках и рубашке, причем в движении его было столько решительного порыва, словно батюшка намеревался сходу вступить в бой с нечистью.

– Что за шум? – женским голосом возвестил он о своем появлении.

– Идите почивать, батюшка! – сдержанно, но твердо попросил профессор, прикрывая за собой дверь номера, где бледный, с дрожащими руками, на диване сидел Сашка.

– Мне показалось, – сказал священник, глядя то на меня, то на Курахова, – что здесь происходят не совсем хорошие дела.

Марина переступала с ноги на ногу и ежилась на пороге своего номера. Отец Агап увидел ее и нахмурил брови:

– Ну-ка, немедленно оденься, негодница! Как тебе не совестно в таком виде появляться перед мужчинами!

– Ей не надо одеваться, – вмешался профессор. – Ей надо закрывать двери и ложиться спать. Как, собственно, и вам… Марина, я к тебе обращаюсь!

– Я испугалась, – прошептала Марина, пряча свои роскошные плечи и ночнушку за дверью и, подняв каштановые глаза, взглянула на номер отчима: – Там кто-то есть.

– Вы можете рассчитывать на мою помощь, – обратился к нам батюшка. – Я чувствую: здесь творятся небогоугодные дела. Десять минут назад назад кто-то поднялся сюда по пожарной лестнице.

– Это я поднялся, батюшка, – поспешил объясниться я. – Так, знаете ли, быстрее и удобнее добираться до кабинета, особенно если учесть, что Валерий Петрович запер изнутри входную дверь ножкой стула.

Курахов, несколько озадаченный моей откровенностью, отвесил легкий авторский поклон.

– Нет, неправда, – едва слышно отозвалась за моей спиной Марина. – Здесь кого-то били. Я слышала, как кто-то бежал, потом упал. Папочка! – обратилась она к отчиму в весьма неожиданной манере. – С вами все в порядке? Скажите честно, с вами ничего не случилось?

Профессора даже покоробило от такого обращения. Не поворачиваясь к падчерице, он процедил сквозь зубы:

– Марш спать!

– Нет! Нет! – громче запротестовала Марина. – Вы от меня что-то скрываете! Вас били, да? На вас покушались? Папочка, родненький, я боюсь за вас!!

Кажется, еще немного – и у девушки начнется истерика. Отец Агап, уже не замечая непотребного вида своей подопечной, распростер свои объятия, принимая трепетную душу.

– Успокойся, дитя мое! – ласково приговаривал он, гладя девушку по голове. – Мы сейчас во всем разберемся. Помолись богу и ложись спать. Утро вечера мудренее.

Марина отрицательно крутила головой, прижимаясь лицом к нательному кресту батюшки.

– Нет! – сквозь слезы говорила она. – Я не могу больше так жить! Эти угрозы, эти обыски, эти ночные драки…

– Марина, иди спать! – снова повторил Курахов.

– Господь нас не оставит, – обещал батюшка Марине, но она не верила, крутила головой, и плечи ее все еще дрожали.

Внезапно дверь профессорского номера распахнулась, и на пороге появился Сашка. Лицо его было перекошено судорогой злобы, и без того маленькие и невыразительные глазки превратились в щелочки, белая рубашка со скомканным воротником была расстегнута до пупа. Сашка сжимал кулаки и крутил головой во все стороны, глядя на нас:

– Ну что вы здесь собрались?! Что вы все от меня хотите?! – крикнул он. – Оставьте меня в покое! Я никого не хочу видеть!! Убирайтесь вон!!

Голос его сорвался, слезы хлынули из глаз-щелочек. Он повернулся и снова кинулся в кабинет профессора, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Марина, оторвавшая лицо от груди священника, обалдевшими глазами смотрела на противоположную дверь.

– Иди спать, – тихо сказал ей отец Агап, и Марина послушалась, руки ее сползли с груди священника, она повернулась и растворилась во мраке своей комнаты. Дверь за ней тихо закрылась.

– Бедная девочка, она так переживает за вас! – сказал профессору отец Агап.

– Все ее переживания не стоят выеденного яйца, – ответил Курахов. – Девушки в таком возрасте всегда чрезмерно мнительные. Она ожидала увидеть страшного злодея, а увидела малолетнего хулигана. Тем лучше, не будет так сильно волноваться… Вся в мать!

Я выразительно посмотрел на священника, который не торопился уходить.