Сергей Ост - Странненький

***

Ночь отъезда прошла в нервотрёпке. На границе особенно долго досматривали документы и багаж, причём с обеих сторон. Поспать толком так и не удалось – так, забыться ненадолго. Автобус оставил меня на вокзале совсем ранним утром – когда уже сереет, но всякий скажет, что покамест ещё продолжается ночь. Поёживаясь от прохладных порывов, я двинулся пешком домой, и когда почти дошёл, мимо стали проноситься шахтные автобусы, подбирающие первую смену. Мы жили на краю рабочего посёлка, у самого выезда из Новошахтёрска, куда вела длинная как кишка и прилично ушатанная дорога. Двухэтажный дом, покрашенный оранжевой выцветшей краской, утопал в цветущих абрикосах. Я хотел уже нырнуть в него, морально готовясь получать мзды от родителей не по телефону, а лично, но услышал свист и огляделся. Чуть дальше за краем посёлка, на выезде к трассе, метрах в ста, примыкая к посадкам по обе стороны дороги, была навалена какая-то куча хлама, стояли пара машин и бродили несколько человек. С оружием, тип и модель которого мне трудно было рассмотреть. Один из них жестом руки пригласил меня подойти к ним. Первым позывом было юркнуть во двор и скрыться за спасительной дверью, но всмотревшись в подсвеченные ранними лучами силуэты, я узнал в одном из них своего старого друга, Саню Мигулина, который играл в нашей школьной рок-группе на басу. От души отлегло, и я резвым шагом приблизился к ним.

Пятеро. Все нервные. Трое вооружены только хмурыми выражениями лиц, остальные охотничьими карабинами. У самого старшего с виду – на шее бинокль, к которому он поминутно приникал глазами, всматривался вдаль, шевеля при этом губами. Вся картина кустарной баррикады из шин, досок и мешков с песком выглядела как-то гротескно и нелепо, а в поведении мужчин сквозила неуверенность.

– Здорова, Артём! Есть курить? – Мигулин пожал мне руку, приобняв за плечи.

– Не-а, завязал. А шо ты тут делаешь?

– Дежурю на блокпосту.

– О как. Это шо? И зачем?

Саня слегка наклонил голову, щурясь от солнца, и оценивающе смерил меня взглядом:

– Да правосеки обещались нагрянуть. Повоспитывать нас. А мы решили, шо в нашем городе им делать нечего.

– Какие ещё правосеки?

– Ты шо, с луны свалился? Телевизор смотришь? Майдан. Янука скинули. В Харькове, Донецке и Луганске восстание против майданных властей.

Я был немного огорошен. Как-то пропустил, что всё зашло так далеко.

– Да слышал про Янука. И про Крым.

– Ну а шо тогда прикидываешься… Эх, плохо дежурить без курева. А ларёк ещё не скоро откроется.

– Сань, так я не понял, а вы-то, шо тут делаете?

– Это кто такой любопытный тут выискался. Ты шо, за Турчина и Яценюка? Майданутый?

Я был не готов к такому наезду и впал в ступор, не зная, что ответить.

– Митрич, да остынь, он наш, нормальный, друг мой. Не выспался, наверно. Не отдупляет пока. Тём, шо с тобой, бухал вчера?

– Я из России только приехал, – выдавил я. – Иду с вокзала. Вообще не в курсе, шо происходит.

– Из России? – оживился мужик лет пятидесяти, которого звали Митричем. – И шо там у вас говорят? Примут Донбасс в состав?

Я призадумался. Что-то смутно я, конечно, слышал, и про референдумы, и про захват администраций, но всё это как-то текло мимо меня. Однако рядом находилось двое вооружённых людей и, отвечая на их вопросы, нужно учитывать этот фактор. Такие могут спросить за небрежно подобранные слова.

– Я не в курсе, если честно. У нас в универе об этом особо не говорили. Это пенсионерки на лавочках, которые в телевизоре живут, те всё знают. А так-то народ своими делами занят, на новости старается не залипать.

Митрич переглянулся с другим мужиком, худощавым, усатым, в униформе охотника или рыбака. Казалось, что глаза его подведены синим химическим карандашом – такое бывает, когда въедающуюся в поры угольную пыль регулярно не отмывать до конца.

– То есть, всем побоку? – уточнил он.

– Типа того, – признался я, пожав плечами. – Но вы на моё мнение не смотрите, я и насчёт Крыма тоже никогда б не подумал, а оно вон как случилось.

Митрич долго пристально смотрел мне в глаза, изучая, как кажется, моё нутро. Никаких косяков за собой я не видел, поэтому глаза не отвёл и не опустил.

– На то и надежда, – проронил он, наконец, и отвернулся. – Шо как с Крымом получится.

В разговор включился ещё один из группы, до этого молчавший:

– Так у тебя точно нету курить?

Я подтвердил:

– Точно.

– Ладно, иди тогда, куда там ты шёл.

Мигулин кивнул мне:

– Пока, Тёмка.

– Пока.

С облегчением я побрёл к подъезду, пытаясь осмыслить, что вообще происходит в моём родном городе. Но так и не доосмыслил, потому что за порогом мгновенно вспыхнул ожидаемый скандал, к которому я из-за неожиданной встречи на блокпосту оказался вдруг не готов. Моему возвращению не обрадовались – и это ещё мягко сказано. Отец применил в речи такие мощные заповедные фразеологизмы, что мне хотелось или ударить его, или убежать. Я терпел пятнадцать минут, пока мать оставалась дома, но когда она ушла на работу, решил прервать поток бесконечных попрёков единственным доступным способом – покинув дом.

Пришлось разорить свою ещё в детстве заготовленную заначку. В качестве тайника я использовал толстый справочник, которым никто никогда не пользуется. Снаружи он был цел-целёхонек, а внутри, глубже текстовых полей, я когда-то бритвой вырезал сердцевину страничек. В получившемся пустом пространстве я, будучи старшеклассником, прятал сигареты и прочий нехитрый скарб подростка, обладание которым не хотел афишировать. Внутри ждали своего часа несколько гривен и початая пачка сигарет без фильтра. Сам не знаю, зачем я её хранил после того, как бросил, быть может, именно на такой случай.

– В шахту полезешь, – пообещал батя, когда я обувался. – Сам себе на учёбу зарабатывай. – Или в бурсу иди, там дураков бесплатно учат.

Бурсой у нас обычно называли училища, техникумы или колледжи, где можно было получить рабочую специальность без особых проблем. Сам он, кстати, именно бурсу в своё время и закончил, поэтому фиаско, которое я потерпел, видимо, больно ударило по его собственным, когда-то нереализованным мечтам о вышке, которые он неосознанно переносил на меня.

Стало обидно и горько, ведь чисто формально, моей вины в отчислении не было. Это он не выполнил своих обязательств – но глупо ставить ему это в вину, в конце концов, он просто такая же жертва обстоятельств, как и я.

– Да уж как-нибудь разберусь, – процедил я, прикрывая дверь. Ничего, он отходчивый, но ему нужно время. И мне нужно было время, чтобы понять, куда теперь себя применить. День, два, неделя или месяц – сколько понадобится, чтобы мозги и нервы пришли в порядок и согласованность между собой.