Сергей Осташко - Впечатления обетованные

Строго говоря, насчет «всех религий» я преувеличил. Говорят, что ни Сварог, ни Будда, ни верховный бог народа майя Унаба на Святой Земле не были. Хотя, если как следует покопаться в этой самой святой земле, не исключено, что найдутся следы пребывания в ней и первого, и второго, и даже третьего.

Стыдно признаться, но дожив до своих лет, я так и не собрался побывать в Израиле. То не было денег, то отпугивала возня с получением визы, то находились более важные дела. И вот, наконец, оказия!

Уже несколько лет, в сентябре, на еврейский новый год Рош а-Шана тысячи паломников-хасидов едут из Израиля в украинский городок Умань помолиться на могиле своего святого – цадика Нахмана Рабби Брацлавского. До Одессы они летят, понятно, самолетами, причем не рейсовыми, а чартерными, а через неделю отправляются назад. И чтобы не гонять авиацию порожняком, предприимчивые одесситы решили организовать встречный поток туристов. Причем по смешным ценам – 230 долларов США туда-обратно. Как до пол-Москвы!

О том, что готовится такое путешествие, я узнал еще в июле. В начале сентября поинтересовался, есть ли еще места, и с удивлением узнал, что «да, но только нужно быстро».

Деньги, которые пришлось одолжить, я внес, даже не поставив в известность жену. Причем и о том, что я их внес, и о том, что их пришлось одолжить. Потом появились сомнения. Самолет берет на борт человек 200. Неужели их нельзя было набрать за два месяца? А с другой стороны, 200 х 230 = 4600 долларов США. А если насобирать деньги не на один, а на 10 самолетов – это уже 46 тысяч. А если на 100? Это уже полмиллиона. А с такими деньгами можно рискнуть и, улетев первым же рейсом, затеряться на земном шарике.

К счастью, мои расчеты не оправдались, и 25 сентября группа «антипаломников», состоящая на 40 процентов из знакомых, начала собираться у одесского аэропорта. Позже я узнал, что в этом году в Умань приехали 20 тысяч хасидов (а это как раз сто самолетов), так что мои опасения были не напрасны.

Самолет с хасидами уже сел, и вскоре из здания аэропорта донеслись звуки песнопений. Пели, на удивление, на русском языке. Заглянув внутрь, я убедился, что поют наши, возглавляемые чисто православным батюшкой. Очевидно, паломнические группы формировались обоюдно по принципу «вы к нам – мы к вам».

Улетали с приключениями. Вначале час сидели в самолете с выключенным кондиционером. Я уже было предположил, что это для более легкой акклиматизации на хоть и святой, но жаркой земле. Но выяснилось, что это просто Турция не давала коридор для пролета над своей территорией какого-то сомнительного чартерного рейса. Тут своих, рейсовых, сажать не успеваешь.

Задержка повторилась над Тель-Авивом, когда самолет сорок минут описывал круги над утонувшим в огнях городом, как бы предоставляя своим пассажирам возможность налюбоваться его ночной прелестью.

– Тель-Авив – это ночной город, – наставлял меня мой одесский друг, который много раз бывал в Израиле, – по нему нужно гулять ночью и можно аж до утра.

К сожалению, мне так и не удалось выполнить это наставление, и ночной Тель-Авив я видел только с борта самолета. Но и он произвел впечатление. Также как и главный аэропорт страны Бен-Гурион – в основном размахом своих коридоров, переходов и движущихся дорожек, которые нетерпеливые пассажиры с легкостью обгоняли. А вот обещанные многочисленными «доброжелателями» «драконовские меры» личного досмотра при въезде в Израиль не произвели вообще никакого впечатления, потому что их попросту не было. Быстрый и деловой паспортный контроль, где к девочке за стойкой можно подходить целыми семьями (попробовали бы вы в аэропорту Домодедово заступить за красную черту хоть на полшага). Затем просвечивание чемоданов и «рамка», перед которой максимум что предлагают, так это выложить все из карманов и снять пояс.

Если в самолете все летели дружной компанией, то после приземления компания распалась. У всех нашлись родственники в Израиле, которые с радостью жаждали воссоединить семьи. И эта радость была тем большей, что обе стороны понимали, что воссоединение происходит всего на неделю.

Мне воссоединяться было не с кем. Как я с гордостью всегда писал в советских анкетах: «Родственников за границей не имею». «Осташко, как так может быть, что у тебя и нет родных в Израиле?», – спрашивали меня. И приходилось рассказывать две мои любимые истории по поводу соответствия моей внешности и национальности (таки нет!).

Должен пояснить, что величина моего носа является предметом зависти нескольких поколений одесских раввинов. Именно за него мои предки по материнской линии получили фамилию Вороновы. И именно из-за этого фамильного носа мою маму однажды пригласили сниматься в фильме «Как это делается в Одессе» в качестве обитательницы еврейской богадельни.

Оба случая, кстати, произошли хоть и достаточно давно – в начале 2000-х, но как раз в канун Рош а-Шана.

В Одессе тогда только что сменился раввин. Вместо Ишаи Гиссера прислали Шломо Бакшта. С Шаей мы поддерживали дружеские отношения после того, как я осветил в газете «Моряк», где работал, праздник Пурим. Как оказалось, это был первый в истории случай, когда в советской прессе рассказали об этом еврейском празднике. Но сейчас не об этом.

Итак, Шая уехал, Шломо приехал. И звонит мне Лена Каракина из Литературного музея и спрашивает:

– Осташко, тут Шломо решил выпускать русскоязычную еврейскую газету. Ты бы смог ее редактировать?

– Редактировать я ее, конечно бы, смог, – отвечаю, – но если Шае было все равно, то, насколько мне известно, Шломо не так лояльно относится к представителям нетитульной одесской национальности.

В трубке повисает минутная пауза, после чего с надрывом звучит сакраментальный вопрос: «Осташко, ты что – не еврей?!!!»

После чего минут десять Лена убеждает меня, что я таки да еврей, и только аргумент: «Ленка, посуди сама. Если бы я был евреем, сидел бы я еще в этоq стране?» как-то примиряет ее с фактом.

Буквально через несколько дней произошел второй случай. В конце сентября я бегу по Дерибасовской и сильно куда-то спешу. Откуда-то сбоку ко мне подскакивает рыженький гражданин и всовывает мне в руки бумажку. Краем глаза вижу, что это приглашение на празднование еврейского нового года. Вспоминаю, как меня учил отвечать в таких случаях Шая – «Шана това у метука», отвечаю и бегу дальше, потому что сильно спешу. Рыжий сначала, вроде, слегка опешил, потом быстро оклемался, догнал меня, пристроился сбоку и на бегу спрашивает: