Инна Баханцева - Возвращение Ангела

Двор перед домом матери.

…Андрей с Женей возятся во дворе с мотоциклом. Разбирают

мотор, смазывают, чистят… Детали аккуратно разложены на газете.

Андрей, бодрый, абсолютно трезвый, напевает под нос арии

из опер.

– Не люблю я эту современную трескотню, – словно оправдываясь, говорит он. – Души никакой, а слова… ужас… – и

снова продолжает: «… Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга»… Чув- ствуешь? Или вот это: «Что день грядущий мне

готовит… Его мой взор напрасно ловит»…

Андрей смотрит, как ловко Женя управляется с мотоциклом, улыбается.

– Что это? – спрашивает он потом, поднимая с земли деталь.

– Звёздочка, – уверенно отвечает Женя.

– Точно, она. А какая?

– Ведущая.

– Молодец. Шурупишь здорово. Ставь её на место.

– Хотите, вслепую? – спрашивает Женя.

– Попижонить? Ну, давай…

Женя продолжает работу с закрытыми глазами.

– Вот это да… ученик… ну ты даёшь…

– Опять разборка-сборка? – интересуется, проходя мимо, 35

сосед. – Когда же вы на нём ездить-то будете?

– А это интереснее. Ездить каждый дурак может…

– отвечает Андрей.

И всё же, когда ремонт закончен, они заводят мотор и лихо

выезжают со двора. За рулём Андрей, Женя – за ним…

Шоссе за городом.

Мотоцикл мчится на приличной скорости.

Но теперь за рулём – Женя…

Андрей сидит сзади, крепко обняв Женю, и поёт во всё горло:

«…О дайте, дайте мне свободу, я свой позор сумею искупить»…

Женя улыбается…

Школа. Актовый зал.

Школа. Идёт репетиция спектакля. На этот раз, видимо, гене-ральная. Это заметно по одежде актёров. Диман – в чёрном костюме (явно с чужого плеча), на рукаве – свастика, в глазу монокль, который он удерживает с трудом. Лица молодогвардейцев в крови

(вишнёвый сироп), одежда изорвана в клочья. Они стоят, прижавшись друг к другу.

– …Увести! – кричит Диман, и трое других гестаповцев прини-маются вырывать из строя ребят, несмотря на их отчаянное сопротивление.

Одна из девочек (типаж Любки Шевцовой) запевает «Интернационал». Её поддерживают товарищи. Затем – и это, видимо, главная задумка режиссёра – им начинают подпевать зрители, которым подаёт знак пышногрудая пионерка Мальцева (пока что это

только 10 – 15 учеников, двое учителей – девушка в спортивной

форме и пожилой человек с орденской колодкой на пиджаке, врач, уборщица в синем халате).

Двое ребят из младших классов закрывают занавес. Один

из них при этом падает, сорвав с колец часть материи.

Несмотря на это, Иван Петрович, директор школы (человек

с большим животом и привычкой дёргать себя при разговоре

за мочку уха, в то же время громко причмокивая) аплодирует

и хлопает по плечу Вадима – режиссёра спектакля.

– Браво, Дунаев, у тебя талант… Получилось лучше, чем

в кино… Есть, конечно, шероховатости (смотрит на мальчика, 36

порвавшего занавес), но это ничего… Готовьтесь… – и уже тише, одному только Вадиму: – Всех наградим грамотами…

Дом деда. Комната Жени. Мансарда.

Женя сидит за уроками. Звонит телефон. Долгие гудки. Бабушки нет дома, и Женя идёт в холл, поднимает трубку.

– Женечка! – кричит мать. – Я одна… не знаю, что делать…

– Что случилось?

– Тут такой ужас! Я в шоке!

– Мама! Что с тобой? Что случилось, скажи?

– Это не по телефону… У меня беда… с Андреем… Беги сюда…

Если можешь…

Квартира матери.

…Андрей сидел на холодильнике с топором в руках.

Ещё с порога Женя слышал его крик:

– Всё! Конец твоему генералу! Узнает он у меня, как чужих жён..!

– Андрюша… ну отдай топор… я тебя прошу… Зачем тебе топор?

– без всякой надежды повторяла мать.

Увидев Женю, Андрей немного поутих, на что мать и рассчи-тывала. Кричать перестал и решил объяснить ему суть ситуации

спокойно, на его взгляд убедительно. Но топор по-прежнему из рук

не выпускал…

– …Ты пойми… Я прихожу – а он у нас на диване… Я опять

прихожу… а он опять на диване… Сколько можно? Он думает, что

если генерал, то всё ему разрешено?! Пусть только покажется

сегод- ня… – замахивается топором. – Пока он достанет свой

пистолет,

я его отсюда… раз..! и зарублю… Что мне стоит? Как ты думаешь, успею? А у тебя есть пистолет? Я видел у вас дома… Ты говорил, что из него Пушкина убили… Ты его принёс? – и после небольшой

паузы: – Как я понимаю теперь Пушкина… Бедный Пушкин..! – и

неожиданно заплакал, обнимая топор.

– Что мне делать, скорую вызвать? Горячка у него… Ты же видишь… А тебя он слушается… Сделай что-нибудь… – всхлипнула, подавляя рыдания, мать.

– Дядя Андрей, – подошёл к нему Женя, – вот что… давайте меняться. Я вам принесу пистолет, но вы сначала дайте мне топор…

Идёт?

– Не идёт! – закричал Андрей. – Не идёт! У меня белая

37

горячка на фоне запойного наследственного алкоголизма, ты понял? Но я же не дурак! Ты тоже меня, как мамашка твоя, за идиота

считаешь? Нет уж… сначала пистолет, а потом – топор. Ты-то хоть

войди в моё положение… Мне же надо отомстить за поруганную

честь жены… между прочим, твоей родной матери…

Звонок в дверь.

Мать побледнела, всплеснула руками.

– А-а-а! Вот и он, наш генерал! Честь имеем, товарищ генерал!

А вы имеете? – заорал Андрей.

Повторный звонок.

– Тамара! – кричит Андрей. —Для встречи спр-р-р-рава!

Ша-а-агом марш! Бой часов на Спасской башне! Из ворот Кремля…

на вороном коне… выезжает маршал Ворошилов! Трам-трам-там!

Тра-рам-там-там!

Андрей разводит руки в стороны, будто дирижируя военным

оркестром, и роняет топор. Женя сразу же хватает его и идёт открывать дверь.

На пороге стоит девочка с косичками – Женя.

– Извините… я, наверное, не во время… Здравствуйте…

Она с удивлением смотрит на Женю с топором, на Андрея, сидящего на холодильнике…

– Да ничего… нормально… мы холодильник чиним.

И происходит чудо. Увидев девочку вместо ожидаемого генерала, Андрей моментально приходит в себя, спускается с холодильника и, пошатываясь, идёт в спальню.

– …Отставить… – бормочет он под нос. – Вольно…

– Проходи, Женечка, – стараясь не показывать своего состояния, говорит девочке мать.

Дом деда. Комната Жени. Мансарда.

…Крутится глобус.

Это Женя, сидя за письменным столом, делает уроки. Точнее, пытается делать. Раскрыта перед ним тетрадь, несколько учебников, но он, скучая, раскручивает глобус и смотрит, как мелькают перед

ним материки и океаны…

Время от времени он вынужденно прислушивается к разговору в

соседней комнате, когда мать с бабкой говорят громче.

– …Он хороший… как ты не понимаешь? Он добрый, умный…

38

– Я всё понимаю. Но ты понимаешь, что дальше так нельзя?