Аркадий Карасик - Бригада: Металл и воля

В это время четверо друзей лежали в кустах в двухстах метров от Гасан-юрта. Врываться в аул без предварительного изучения обстановки — лишиться головы. Если перед ними — вотчина Омара, то она не может оставаться без защиты — в саклях притаились боевики, на деревьях и горных склонах сидят наблюдатели.

Лучше не торопиться — дождаться вечера. Убедившись в отсутствии опасности, боевики уснут, наблюдатели покинут свои посты. Вот тогда и навестить крайнюю саклю, побазарить с её жильцами, узнать, где держат пленницу, привезенную из тайги. Не расколятся — связать, заткнуть рты кляпам и перебраться в соседнюю саклю — с такими же вопросами.

Белов не мог не понимать призрачность надежды узнать таким способом что-нибудь полезное для спасения Славы, но в голову ничего больше не приходило.

— Философ, попроси Боженьку охмурить боевиков, — насмешливо прошептал Витёк, не переставая осматривать аул и окружающую его местность. — Вдруг согласится?

— Не богохульствуй, Злой, не бери грех на душу, — тоже шёпотом ответил Федя. — Он всё видит и всё знает. В нужное время проявит свою власть, защитит истинно верующих рабов своих от злых безбожников. Молиться нужно, а не грешить.

— Поскорей бы просыпался и брался за дело, — не унимался Злой. — Хотя бы уговорил хохла возвратиться и помочь нам в богоугодных намерениях.

Белов равнодушно слушал уже знакомое препирательство двух друзей. Напускное издевательство Злого и спокойная уверенность философа не переходили пределы обычного спора. При необходимости Витёк защитит оппонента даже ценой собственной жизни. Точно так же поступит Федя. Он мучительно искал выход из создавшегося положения.

Врываться в сакли, пугать уснувших детей и женщин — мерзко и недостойно настоящего мужчины. Ведь не все же чеченцы насильники и убийцы? Как и в любой другой нации, в Чечне живут мирные люди, которым боевики Масхадова и Хоттаба принесли немало горя и слёз. Кто дал ему право связывать, допрашивать, затыкать рты?

Что же делать, на что решиться? Если бы в ауле не было повстанцев — пройтись по саклям, спокойно поговорить с женщинами. Они, наверняка, знают, где спрятана Ярослава…

Нет, не скажут — побоятся мести! Где тогда искать девушку? Её могут держать не в ауле — в овечьей кошаре, в какой-нибудь пещере…

Погляди, Серый, что это?

Белов будто проснулся.

От аула к опушке леса бежала девочка не старше пяти лет. За ней, пригнув лобастые головы, мчались два волка. Жертва устала, волки явно догоняют её…

Не думая об опасности разоблачения, Саша вскинул автомат. Прогремела короткая очередь. Один волк рухнул замертво, второй — закрутился, кусая себя за хвост.

Девочка из последних сил добежала до кустов и упала в снег. Благодарить, объяснять не было сил.

Короткая автоматная очередь вызвала такие же очереди со всех сторон. Значит, боевики всё время следили за четырьмя русскими парнями, фактически окружили их. Выстрелы по волкам-людоедам был своеобразным сигналом для начала боевых действий.

— Слушай меня внимательно, — не переставая отстреливаться расчётливыми очередями, обратился Белов к испуганной девочке. — Ползи по снегу вдоль опушки, вон до того кедра. Там поднимешься и — бегом к родителям. Как звать-то?

— Зарема…

— А меня Сашкой нарекли… Вот и познакомились… Ползи, Заремочка, не теряй времени. Бог… то есть Аллах обязательно спасёт тебя…

— А как же вы?

Бог не выдаст, свинья не съест!…

Убедившись в том, что не по возрасту сообразительная девочка доползла до огромного кедра и побежала к аулу, Белов выбросил из головы всё, что не касалось перестрелки с ваххабитами. Куда девались толстовский обет непротивления, ожидающий в Москве сын, созданный братьями Фонд реставрации, жадная Ольга? Даже Ярослава посторонилась, перестала шептать, одновременно, что-то ласковое и требовательное. Остались враги и лежащие рядом друзья…

Злой предпочитал длинные очереди — авось кого-нибудь зацепит. Ватсон, зажмурившись, пугая белок, палил из «магнума». Белов действовал более экономно — огрызался одиночными прицельными выстрелами.

Московское сновидение, которое он тогда расценил либо шалостью разгулявшегося мозга, либо предупреждением о какой-то опасности, переместилось из виртуальной области в реальность. Правда, там, во сне была зелёнка, а здесь — снег. Во сне, с ним разговаривал Перебийнос, который сейчас со своими десантниками находится далеко от места схватки. Вертушки на выручку не прилетят — из никто не вызвал.

В остальном — полная сопоставимость.

Первым перестал стрелять Док. Огорчённо оглядев пустой пистолет, аккуратно уложил его в докторский баул, рядом с лекарствами и со шприцами. Вторым опустошил последний рожок Витёк. Пошарил по карманам, покопался в снегу, конечно, ничего не нашёл и принялся поливать злой матерщиной и хохла, оставившего их, и судьбу-злодейку.

Кончились патроны и у Белова. Он поднялся, бросил в сторону боевиков бесполезное оружие, неторопливо достал из нагрудного кармана пачку сигарет. Закурил. Федя не молился — с непривычным для него гневом смотрел на боевиков.

Смелость, презрение к смерти уважают не только друзья, но и враги. Боевики со стразом и невольным уважением смотрели на безоружных парней. Убивать их — нарушить законы шариата, пусть судьбу неверных решает полевой командир…

Омар не знал, как поступить с пленниками. За освобождение богатого владельца Фонда можно получить немалый выкуп — не меньше пятисот лимонов баксов. Хромого парня обидеть — грех, Аллах не простит этого. Тощий монашек чем-то похож на дервиша — вдруг нашлёт на голову обидевшего его человека гнев Всевышнего. А уж о враче и говорить не стоит — он будто послан Аллахом для лечения больных боевиков и их семей.

Решив, наконец, трудную задачу, Омар вышел из сакли к ожидающим его пленникам.

Они стояли, окруженные победителями, не унылые и испуганные — спокойные и даже, так показалось Омару, гордые. Если бы пленники упали на колени, зарыдали, выпрашивая пощаду, он бы, вволю насладившись их унижением, может быть, и подарил им жизнь.

Арабский инструктор был недалёк от жеста, означающего: правоверные, режьте нечестивцев! Останавливала его только одна мысль: за мёртвых выкупа не получишь.

Белов с любопытством осматривал аул — жалкие сакли, прилепившиеся к горному склону, нагромождения камней, узкая тропа, ведущая к перевалу. Сплошная нищета и безысходность. Интересно, чем занимаются жители? Хлебопашество отпадает — оно осталось на равнине, где есть плодородные почвы. Животноводство? А где пасти скот, коровы и овцы не станут жевать камни — мигом подохнут.

За спинами охранников стоит небольшая группа, в основном — женщины и подростки. Мужчины ушли на газават, войну с неверными. Саша увидел заплаканную Зарему и весело подмигнул ей. Не трусь, мол, девочка, нас не так уж легко казнить — мы ещё повоюем!