Кирилл Казанцев - Ставок больше нет

Сама ли Светлана дошла до мысли о том, что информация тоже имеет определенную ценность, надоумил ли кто – какое это имеет значение? Важно другое – вот уже три года она состояла на связи у оперуполномоченного Числова как агент и носила псевдоним Аминат.

При этом на сотрудничество с милицией Тушина пошла сознательно и добровольно, а не под влиянием каких-либо неблагоприятных житейских обстоятельств. И только это уже увеличивало ее ценность как источника информации вдвое, а то и втрое. Тем более что Аминат оказалась в нужное время в нужном месте.

И Леха ее берег. Даже когда уходил в Чечню на полгода, ее дело вопреки всем приказам и наставлениям никому из товарищей не передал. Больше того! Он его фактически выкрал, и все те шесть месяцев, что он провел вдали от дома, оно тихо и мирно хранилось в его личном оружейном сейфе на квартире.

Из мятежной республики Числов привез досрочную капитанскую звезду на погоны и твердую, непоколебимую убежденность в том, что мирный чеченец – это мертвый чеченец. Поэтому первым агентом, с которым он восстановил связь, стала именно Аминат.

Получаемую от агента информацию Леха тщательнейшим образом фильтровал и дозировал при оформлении. Начальники – они ведь как избалованные капризные дети... Ничего не хотят слушать, а требуют сразу все. Им нужны красивые отчеты. Чтобы те, кто выше, заметили, выделили. А оперу потом – "головняки". Бессонные ночи с болезненными думами о том, как же так получилось, что не уберег своего "человека", да ранний инфаркт, который в медотделе УВД спишут на неумеренность в спиртном.

Но даже той малости, что Числов докладывал по команде, хватило для того, чтобы молодого опера заметили как специалиста по чеченцам и пригласили в отделение по работе с иностранцами УУР УВД области на полковничью должность. А Аминат продолжала свою работу...

Задумавшийся Салман автоматически поднял трубку взорвавшегося звонком телефона.

– Да!

– А тетю Свету позовите!

Резаный даже немного опешил, услышав чистый и звонкий детский голосок. Мельком бросил взгляд на окошечки АОНа – пусто. Стало быть, с сотового звонят.

– Какую тетю Свету? – Несмотря на все свое раздражение, Салман не хотел грубить ребенку. Собирался просто объяснить, что никакой тети Светы здесь нет, что ошиблись номером.

– Тушину тетю Свету! – нетерпеливо перебил ребенок. – Она у вас полы моет.

Голосок приобрел жалобные, просительные интонации:

– Пожа-алуйста!..

– Кто такая Тушина?! – Салман с недоумением оглянулся на стоящего за его спиной Асланбека.

– Поломойка, – ответил тот. И тут же ревниво спросил: – А что?

– Ее просят. – Резаный кивнул на стоящий перед ним аппарат. – Ребенок...

– Ребенок?! – удивился Мурадов. – Откуда у нее ребенок?!

– Ошиблись? – Салман было поднял трубку к голове, собираясь объяснить невидимому ему ребенку его ошибку, но только хозяин кафе остановил его:

– Подожди! – Каких-то враждебных чувств к старательной уборщице Мурадов не испытывал. Тем более убогая...

Торопливо проковыляв к двери, Мурадов громко крикнул в глубину коридора:

– Свэта!

Та появилась через минуту – тихая, с безобразной несмелой улыбкой на лице.

– Тебе звонят, – Мурадов кивнул на телефон.

Все собравшиеся в кабинете чеченцы молча смотрели на идущую к столу уборщицу. Только двое в углу увлеченно возились с установленным на сошки пулеметом Калашникова, закладывая снаряженную ленту в приемник.

Смущенная столь повышенным вниманием к своей скромной персоне, Светлана, приблизившись к столу, несмело протянула руку к лежащей на столе телефонной трубке и опять улыбнулась. Салман брезгливо отвернулся. Взгляд его непроизвольно упал на пулеметчиков. Осененный внезапно ворвавшейся в голову мыслью, он повернулся к Мурадову.

– Слушай, а она нас не сдаст?! – спросил он у хозяина кафе, слегка качнув небритым подбородком в сторону Тушиной. Сейчас Салман говорил на родном языке, и только слово "сдаст" было им сказано по-русски.

Некоторое время Асланбек задумчиво смотрел на Светлану. Потом, презрительно оттопырив нижнюю губу, ответил тоже по-чеченски:

– Ты на рожу ее посмотри – дура дурой, – и уже более уверенным тоном добавил: – Нет, не сдаст. Но только сейчас ей здесь делать нечего.

В это время Светлана закончила короткий разговор, положила трубку и повернулась к хозяину. Она явно хотела что-то сказать, но не успела – тот сам опередил ее.

– Свэта!.. – На этот раз он говорил по-русски. – Ты иди домой! Сегодня у нас свой праздник, много гостей будет. Завтра тебе много работать придется. Поэтому сегодня отдохни.

– Баран рэзать будэм! – охотно подхватил один из праздно болтающихся в кабинете чеченцев. – Много баран! Дэсат, двадцат!

И, довольный собственным остроумием, громко заржал.

Салман недовольно покосился на не в меру развеселившегося земляка, но промолчал. Ведь он такой же нохчо, как и сам Резаный. И затыкать ему рот... Не поймут.

Впрочем, уродливая поломойка так и не поняла, похоже, этот ну уж очень прозрачный намек. Бессмысленно хлопая белесыми реденькими ресницами, повернулась к двери и похромала к выходу.

Она спешила. Совсем недалеко, меньше чем в квартале от здания кафе, ее ждал Леха Числов. Что-то случилось – раньше он никогда не прибегал к такому способу экстренной связи, хотя он и был оговорен заранее. А глядя на пулемет, Аминат, кажется, начинала понимать, почему вдруг возникла такая срочность.

Мурадов некоторое время смотрел вслед покинувшей его кабинет поломойке. Ему очень не понравился ее последний взгляд в сторону пулемета – умный, цепкий, оценивающий. И – понимающий. Совсем ей не свойственный. Непривычный и поэтому настораживающий.

"Может, послать за ней кого из ребят, пусть присмотрят?" – подумал чеченец. Но тут же отказался от этой мысли. Еще будет время.

Завтра-послезавтра он сам присмотрится к ней повнимательнее. А сейчас перед ним самим и его братьями по вере стоят более насущные проблемы.

Он еще не знал, что для него уже не будет ни "завтра", ни "послезавтра". Он еще не знал, что у него нет больше будущего и этот день – последний в его жизни.

А знал об этом наверняка только один человек – командир областного ОМОНа. Рано поседевший и не отличающийся богатырским телосложением майор, постоянно носивший простой армейский камуфляж. Его редко видели в парадном мундире. А если кто и видел, то обычно удивлялись обилию боевых орденов на груди обыкновенного мента столь негероической внешности. Даже те, чья размашистая подпись украшала очередное представление к награде.

Награды эти майор получал не потому, что был близким родственником кому-то из начальников или кадровиков. Просто свою службу он начинал еще при коммунистах. В том же отряде... Рядовой боец, через некоторое время – командир отделения. Заочная или, как еще тогда выражались, "заушная" учеба в "вышке", бессонные ночи над конспектами. Первая офицерская звездочка и должность взводного. Очередные звания и повышение до заместителя командира отряда по боевой подготовке. И, как итог многолетней и не самой простой карьеры, должность командира.