Искандер Лин - Раскаты Грома

Все присутствующие прыснули смешком. Коваль пожал плечами, лопоухий боец с улыбкой сказал задумчиво:

– Ну не знаю, не знаю.

Сидевший у торца стола сержант Вавилов встряхнул всех своим громким голосом:

– Товарищи детективы, мля, жуйте ускоренно! Нам заступать на маршруты через десять минут!

После этого сержант встал, поднял свой автомат с лавки и, доставая скомканную армейскую кепку из-под лямки погона, направился к выходу. Патрульные наскоро доели остатки ужина в своих тарелках и, собрав посуду на два подноса из восьми, последовали за Вавиловым.

Ковыль и Снежок отнесли подносы с тарелками и кружками к широкому окну приёмного отделения посудомойки, поставили их на ещё чистый, отделанный нержавеющей сталью подоконник. По ту сторону окна было всего двое солдат из наряда по столовой. Остальные, видимо, наводили порядок в помещениях для разделки овощей и мяса. В металлических глубоких раковинах «запруды» из грязной посуды пока ещё отсутствовали, поэтому «столовские» тихо о чём‑то болтали.

«Блин, ещё бы чайку, – Коваль с этой мыслью повернул обратно в сторону раздачи: никого не было, кроме наряда, уходящих патрулей, офицера его роты и сотрудника ФББ. – А, не спалят. Я быстро!» Саблин о чём‑то увлечённо беседовал с представителем ведомства, и смотрел совершенно в другую сторону. А «барабашка» Коваля не пугал: контрразведка никогда не вмешивалась в быт солдат за периметром зданий, где проводились секретные разработки или хранились какие‑либо материалы лабораторий, поэтому одиноко бродящий по столовке ефрейтор никому из «эфбэбэшников» не должен быть интересен. А вот Саблин мог загонял своего подчинённого за такие вольности, но, к счастью, командир сейчас сидел спиной к раздаче.

Рядом с белой кастрюлей чая стоял дневальный из наряда по кухне.

– Налей по-братски! – попросил Коваль, протягивая «поварёнку» сигарету.

– Это дело! – расплылся тот в улыбке. Кашевар взял оплату, засунул её себе за ухо, затем ловко нацедил в ёмкость напиток и протянул наполненную кружку изнывавшему от жары ефрейтору.

– От души! – выпалил Коваль, предвкушая, как сейчас смочит пересохшее горло. Небольшая порция чая за ужином не спасала в жаркие дни лета, а жажда мучила, да ещё как!

В этот момент в столовой прогремел рык Вавилова:

– Ковыль, мля! Десять секунд на выход! Время пошло!

От неожиданности ефрейтор чуть не выронил кружку. Он залпом выпил содержимое и, кинув посуду на раздачу, рванул к выходу мимо стола офицеров. Внезапно, солдат понял, что сейчас захлебнётся. «Не в то горло, блин!» – пронеслось у него в голове. За доли секунды спазм в груди спровоцировал кашель.

– Гхааа! – Коваль потерял равновесие, пробегая мимо офицеров. Чайный фонтан из его рта пришёлся прямо на сотрудника в чёрной форме. Кашляя, стоя на четвереньках, патрульный боялся пошевелиться. Властный голос, от которого зашевелились волосы на коротко стриженой голове, заставил вздрогнуть:

– Твои лучшие дни – в прошлом! Готовься, раззява! – будто поднимая лезвие гильотины вверх, медленно и чётко произнёс старший оперуполномоченный ФББ.

Перебарывая животный страх, Коваль всё же поднял голову и увидел, как офицер в чёрном пропитывает бумажную салфетку о свою мокрую форму. «Эфбэбэшник» смотрел на него тёмными, как две чёрные дыры, глазами. Казалось, что это конец.

– В‑в‑виноват, товарищ! – промямлил сквозь волнение ефрейтор.

Сдерживая смех, капитан Саблин крикнул на солдата, вернув его в реальность:

– Беги, мля, мамкина радость, на развод патрулей!

Схватив правой рукой цевьё винтовки, а левой – лежащую чуть впереди, на полу, армейскую кепку, Коваль вскочил и, что есть мочи, побежал к выходу.

***

Лицо Вавилова оскалилось в улыбке:

– Ковыль, забей.

– Думаешь? – неуверенно спросил ефрейтор.

– Я тебе говорю – забей! Я здесь четыре года уже. Чё в этой части тока не было! Однажды два мордоворота на ножах дуэль устроили: не поделили что‑то. В казарме весь пол в крови, эти сами хрипят посреди расположения и ещё душат друг друга.

– И что им? Уволили? – оживился Коваль.

– Ага, – иронично произнёс сержант и, сплюнув на прерывистую разметку дороги, продолжил. – Как же! Заштопали их, подержали для смирности в карцере пару недель и развели по разным ротам.

– Да ладно! – удивлённо округлил глаза худой ефрейтор.

– Отвечаю! Это же «восьмидесятка». Тут всякое бывает. Часто ты здесь видишь людей, которые, как бы это сказать… элита армии? Из столичных частей здесь встречал кого‑нибудь?

– Да вроде не, – протянул Коваль, отрицательно мотнув головой.

– Вот-вот. А помнишь сколько с психологом бесед нужно пройти перед переводом сюда? И ведь там всё было на одну и ту же тему: готовы ли вы выполнить любой приказ? Не просто так нас сюда «отфильтровали», – Вавилов махнул рукой в сторону таблички с изображением дымящейся сигареты. Зона для курения была уже недалеко.

– А ФББ что? Это же почти убийство.

– Да пофиг им! «Барабашки» только вокруг внутренней секретки суетятся. На нас им срать с высокой колокольни, пока мы тут по «внешке» разгуливаем.

Патруль подходил к складам. Три корпуса стояли посреди редкого леса. Издалека склады напоминали торговый центр, только без рекламных вывесок и частой парковочной разметки на заасфальтированной площадке перед ними. Сиротой на фоне металлокаркасных гигантов выглядело здание «дежурки» – одноэтажный кирпичный пережиток из далёкого прошлого базы. У «дежурки» была деревянная входная дверь, несколько небольших окон с облупившейся краской. Оголившаяся древесина старых окон давно посерела. Кирпичные стены метровой толщины долго остывали зимой и медленно нагревались летом. А сейчас, с наступлением ночной прохлады, дежурка ещё хранила тепло жаркого дня, и поэтому спать в ней было куда приятнее, чем в зябком помещении патрулей на складе. Но сон был недоступен ни для Коваля, ни для Вавилова.

Дорога, по которой шёл патруль, как и площадка разгрузки перед складами, освещалась фонарями. Свет был холодным, без жёлтых оттенков. Один из фонарей стоял прямо у курилки. На плече у Вавилова затрещала рация, нарушая трели сверчков и нудное жужжание мелкого гнуса:

– 904‑й 103‑му…(шипение)…103‑й 904‑му: 540!

Перекличка проводилась раз в 30 минут по радиосвязи. Она тоже стала для Коваля обычным действием – тем, что не пытаешься усиленно держать в памяти. «Интересно, а сколько здешних вещей для него привычны?» – подумал ефрейтор, смотря на Вавилова, достававшего из пачки сигарету.

Рация вновь затрещала:

– 903‑й 103‑му!

Широкоплечий сержант, не вынимая «сигу» изо рта и не гася пламя зажигалки в правой руке, левой, будто играясь, небрежно придавил кнопку на рации: