Лев Пучков - Шесть секунд до взрыва

– Правоохранительные органы на стороне захватчиков-оккупантов, – легко парирует Абдулла. – Газовых камер и электрических стульев в Ичкерии нет, хи-хи-хи… А то, что расстрел будет публичный… Ну, мужественным горцам не привыкать к виду смерти. Они постоянно смотрят ей в лицо…

Опасаясь скандала, я не стал рассказывать Тэду то, что мне удалось подслушать из разговоров бойцов отряда. Пленных взяли в рейде – элементарно утащили с блок-поста на трассе Ростов – Баку. Их часть прибыла в Чечню совсем недавно – бойцы малоопытные и необстрелянные – вот и попали как кур в ощип. До нашего появления в лагере они даже и не подозревали, что сотворили столько гнусных злодеяний. Это обстоятельство вызывало изрядное веселье среди бойцов отряда, которые меж собой обзывают своего командира Геббельсом.

– У командира целый чемодан такого компромата, на всю группировку хватит, – перемигнулись между собой двое приближенных Абдуллы, присутствовавшие при нашей беседе, и тут же спрятали улыбки, напоровшись на укоризненный взгляд Бекаева.

Весь этот фарс с расстрелом устроен ради нас с Тэдом, чтобы британские журналисты зафиксировали факты зверств оккупантов на земле Ичкерии, закрепили в умах западной общественности мысль о неотвратимости наказания, которое ожидает каждого федерала, уличенного в подобного рода преступлениях.

Хитромудрый Абдулла пояснил, что он хочет воспользоваться этим случаем для спасения жизней сотен чеченских детей и женщин.

– Я запишу расстрел на видеокассету и выступлю перед видеокамерой с обращением к командованию группировки, – пояснил он нам с Тэдом. – Я обману их: скажу, что расстрелял этих людей просто так, не за преступления, а потому что таким образом хочу остановить бомбардировку соседнего лагеря партизанского отряда, в котором находятся женщины и дети! Это очень удобный случай. Я же не могу специально отстреливать пленных ради устрашения федералов – мы очень гуманный и законопослушный народ!

Тэд пожимает плечами – да, случай, конечно, удобный, но больно это похоже на действия экстремистов, захвативших заложников…

– Этот маленький обман спасет жизни тысячам женщин и детей! – с пафосом восклицает Абдулла. – Я готов дать себя расстрелять перед видеокамерой, лишь бы удалось кого-то спасти!

Тэд окончательно сдался – напористый Абдулла кого хочешь убедит и разжалобит: что-что, а оратор он хороший. Правильно подметили бойцы – Геббельс! Геббельс – это не фамилия, это состояние души…

Абдулла заканчивает обращение к федеральному командованию и произносит несколько фраз для солдатских матерей. Смысл таков: ваши сыновья не должны умирать за толстый карман хитрожопого дяди – повлияйте на военных, чтобы прекратили бомбардировки горных баз «непримиримой» оппозиции.

Я стою и стараюсь ритмично дышать по системе. Боюсь, что если перестану концентрировать внимание на дыхании, то не выдержу и сорвусь. Больше всего на свете мне сейчас хочется подскочить к двум бойцам расстрельной команды, что находятся в шести метрах от нас с Тэдом, мгновенно убить их и забрать автоматы. И с двух рук залупить по толпе «духов», построившихся неровными рядами для лицезрения церемониала.

Я уверен, что достаточно легко смогу проделать такой трюк – от этой уверенности желание немедленно заняться боевой работой становится просто невыносимым.

Меня удерживает на месте лишь трезвый расчет. В каждом автоматном магазине по тридцать патронов. «Духов», столпившихся напротив пятачка, – полторы сотни. С учетом фактора рассеивания патронов не хватит даже для половины.

В другой ситуации я был бы рад умереть, прихватив с собой так много хороших бойцов противника. Но в настоящий момент у меня есть дело, которое нужно завершить во что бы то ни стало. А потому я смотрю прямо перед собой и концентрирую внимание на ритмичном дыхании. Простите, пацаны…

Абдулла завершил свое выступление. Кивнув расстрельной команде, он поднимает вверх руку и замирает в театральной паузе. Расстрелыцики изготавливаются для стрельбы стоя и целятся. Рука Абдуллы мелко подрагивает в верхней точке. Мужик с видеокамерой засуетился – не может решить, на кого направить объектив: то ли на Абдуллу, то ли на приговоренных, то ли выбрать промежуточный план…

В наступившей тишине слышится странный звук. Я озираюсь вокруг – это кто-то всхлипывает. Странно, что в рядах «духов» возможно такое проявление… Нет, это не «духи».

Плачет лейтенант. Он покрепче солдат, чуть постарше: три недели пребывания в вонючей яме и побои боевиков не смогли окончательно убить в нем желание жить. В последние секунды пребывания на этом свете в сознании юного лейтенанта внезапно проснулось понимание нелепости происходящего, растолкало в стороны пелену равнодушного безразличия и выбралось наружу.

Тэд отворачивается и делает вид, что протирает очки – ему искренне жаль лейтенанта, несмотря на его «преступления». Вчера утром мы беседовали с пленными в присутствии Абдуллы – журналист знает, что лейтенант только в марте окончил училище. Не успел еще повоевать, салажонок.

Тэд украдкой смахивает слезу с ресницы. Один из солдат, стоящий рядом с лейтенантом, кладет ему руку на плечо и шевелит разбитыми губами – что-то говорит командиру. Лейтенант, вздрагивая плечами, поднимает голову и старается смотреть прямо, в черные зрачки автоматных стволов.

В эту секунду я даю себе клятву, что буду мстить, пока не умру…

Рука Абдуллы резко опускается вниз. Две длинные ; очереди сливаются в одну. В последний момент пленные » тесно прижимаются плечами, и тела их падают друг на друга, образуя общую кучу окровавленных тряпок с торчащими в разные стороны ногами и руками.

Церемония окончена. «Духи» без команды расходятся. Четверо из них, надевая на ходу брезентовые рукавицы, подходят к трупам, хватают их за ноги и тащат за ограду лагеря. Контрольные выстрелы в лагере Абдуллы не делают – расстрелянных сбрасывают в пропасть.

…В лагере Абдуллы Бекаева мы с Тэдом пробыли три дня. Это, наверно, роковой срок – практически везде мы останавливались именно на три дня, и ничего хорошего для местного населения из этого не выходило.

По сравнению с бойцами «Мордаса» «духи» Абдуллы выглядели неуправляемой бандой диких варваров. В столь же значительной степени отличалось слабое подобие порядка в здешнем лагере от железной дисциплины, господствующей в полку Вахида Музаева, упокой Аллах его душу…

Когда мы заехали в Мехино и попросили первых попавшихся местных жителей препроводить нас в отряд Абдуллы Бекаева, никто из них даже не счел нужным поинтересоваться целью нашего приезда.

Жители – четверо стариков, сидевших на лавке у двора, – переглянулись и пожали плечами. Затем один из них недоуменно развел руками и сказал: