Олег Красин - Невидимый рубеж. Книга третья. Долиной смертной тени

Последнее он добавил в шутку. Ему было ясно, что парень не любитель отлеживать бока и при любой подходящей возможности сорвется из палаты…

После важного разговора с полковником из другого подразделения, Дмитрий вновь вернулся к мыслям о покушении. Он лежал неподвижно с закрытыми глазами, но голова у него не кружилось, как, наверное, предположил полковник Забелин, а сонливая слабость была. Не поддаваясь этой, затягивающей в себя круговерти сна, он продолжал размышлять.

Кто мог устроить эту акцию? Врагов у Ковалева не было, но и друзей особых тоже. Никому он не мог насолить до такой степени. Покушение – это всегда сложно: подбор исполнителя, разработка плана, поиск места. Надо еще подловить жертву. Да, тут все непросто! Особенно, если заложить самодельное взрывное устройство, которое надо еще суметь изготовить.

Он приподнялся на локте, взял с тумбочки стакан с водой и торопливо отпил – ему казалось, что сонная мгла отступит, если он будет что-то делать.

«Бомбу можно взорвать двумя способами, – думал он, – по часам или вручную. Если установить время, то надо точно знать, когда я подойду к машине, она ведь не моя. Надо точно знать, что я сверну в тот переулок. Но как это узнать? Перед этим я шел прямо по тротуару. У меня была цель, я должен с кем-то встретиться. Только с кем?»

Он напряг память, но не вспомнил.

«Короче, я точно знал, куда иду и прошел бы мимо той машины, не повернул бы в тот переулок. Поэтому вариант с таймером отпадает. Во втором случае, за мной должны были визуально наблюдать, чтобы нажать кнопку».

Он принялся вспоминать, кого видел поблизости. Собачники и мамаши с колясками отпадали, они не вызвали подозрений. Молодежь? Эти могли, но не все. Те, кого он заметил никак не походили на молодых наркоманов. У переулка, возле поворота. Был ли там кто-то?

Он мысленно представил оживленную улицу, поворот в сумрак тупика и будто увидел себя в 3D проекции, как в фильме, где герой ходил среди застывших фигур, расследуя преступление. Вероятно, человек, нажавший кнопку дистанционного управления, мог сидеть в машине на противоположной стороне улицы. В своих воспоминаниях Дмитрий не раз возвращался к этому месту, к длинному ряду машин, припаркованных у обочины. Но они были пусты – без пассажиров и без водителей.

И все-таки кто-то подал сигнал взрывному устройству.

Ему опять захотелось пить. Он потянулся к столику возле кровати и взял бутылку холодной воды, но не стал наливать воду в стакан, а жадно отпил прямо из горлышка. Однако эти движения его обессилили, и он откинулся на подушку, чувствуя навалившуюся слабость.

«Кто же это был?» – долго соображал он, но разгадка никак не приходила на ум. Бессилие злило. Наверное, он знал ответ – ответ был очевиден, но признать его и принять Дмитрию не хотелось. Если рядом никого не было, то оставалась только девушка, которая шла вместе с ним. Татьяна. Она могла держать пульт и нажать кнопку. Такая возможность у нее была. Оставался лишь один вопрос – зачем ей это. Почему ей надо было погибать вместе с ним? Она же не ваххабитка, потерявшая мужа-террориста во время зачисток силовиков.

Он припомнил разговор с Забелиным, вопросы без ответов. Кто устроил взрыв? Кто такая Татьяна? Та ли это девушка, с которой он учился? Вопросов хоть и немного, но они очень важные, такие, от которых не отмахнешься, не проигнорируешь. От ответов на них может зависть его жизнь.

В голове туман, противная слабость снова накатывает, вызывая тошноту. Он прикрывает глаза, чувствуя, как голова, все тело начинает раскачиваться, прыгать, словно он оказался на неспокойных волнах в легкой лодке. Вверх-вниз, вверх-вниз. А может это и не лодка вовсе, а качели? Он катался на них в детстве. И забытье опять зыбким маревом окружает его.

Москва, СЗАО, Южное Тушино, проезд Стратонавтов, 21 июня, вечер

Теплый пятничный вечер только начинался, суля спокойный отдых и расслабление после длинной трудовой недели. Майор ФСБ Юрий Гонцов, которого сослуживцы прозвали Ю-ю, шел по улице Стратонавтов в хорошем настроении. Во-первых, впереди были выходные, а во-вторых он выпил пару бутылок пива. Только пива и ничего крепче, как он и обещал своему начальнику Владимирову.

До дома было недалеко. Гонцов шел, улыбаясь своим мыслям – дома ждала жена, дети. Он планировал на выходных свозить их за город, подыскать подходящее место где-то возле водоема – небольшого озерца или речушки, пожарить шашлыки, поплавать, позагорать. И еще он подал рапорт на путевки, чтобы съездить с женой в августе в ведомственный Дом отдыха на Черном море. Жизнь была замечательной, особенно, если впереди ожидали такие заманчивые перспективы.

Но это сейчас, а когда-то давно все было не так. На его лицо легла тень, которая появлялась, когда он предавался неприятным воспоминаниям.

После Чечни он, Гонцов, крепко пил, чего уж там, шила в мешке не утаишь! Об этом знали все: и на работе, и дома. В отделе к нему относились прохладно, несколько раз воспитательную беседу проводил начальник Владимиров, а дома… Дома он скандалил с женой. Особенно запомнился случай, когда выпив, едва не заехал с размаху по лицу Насти, но в последний момент сдержался, выбежал во двор дома. Там на него накатила волна сентиментальности, он вдруг вспомнил Грозный, друзей-товарищей. Тех, кто вернулся, и тех, кого нет…

Приехавший по вызову жителей дома наряд милиции обнаружил его сидящим на горке песка, привезенного для детской площадки, и размазывающим слезы по лицу. Черт его знает, что тогда нашло, но картина была впечатляющей – плачущий чекист у песочницы. Этот случай стал последней каплей. Он сам читал записку сержанта милиции Коновалова о том, в каком состоянии его нашли. Впору было сгореть со стыда.

Начальник отдела Владимиров оказался порядочным офицером. Он дал команду изъять рапорт милицейского сержанта и скрыл от руководства, ото всех, эти его ночные слезы и Гонцов был ему офигительно благодарен. Да, Владимиров – человек! После этого Юрий Юрьевич завязал, ну, кроме пива, конечно. Но пиво – это несерьезно, детский напиток.

Он шел по тротуару худой, длинный, весело посматривая по сторонам. Если у хронических алкоголиков лицо обычно опухшее, сразу узнаваемое, то у него было лицо алкоголика в завязке, уже не опухшее, но истончившееся, когда кожа становится похожа на серый пергамент. Он прошел один дом, пошел вдоль другого.

Из-за угла пятиэтажки до его слуха донеслось какое-то непонятное пыхтение, всхлипы, возня. Он прошел дальше и увидал, что возле черного «Рендж Ровера» несколько человек молотили ногами другого. Тот неподвижным кулем валялся на земле, беспомощно закрывался руками, что-то бормотал. Случайно увидев прохожего, лежащий закричал визгливым голосом: «Эй, помоги! Русских бьют!»