Александр Бруссуев - Тойво – значит надежда. Красный шиш

9. Ночь Ивана Купалы в Карелии.

День, предшествующий праздничной ночи, всегда тянется дольше обычного. Так казалось всем, кто собирался ближе к полуночи развести костер, а перед этим напиться пьяным и купаться в озере, чтобы потом скакать над огнем, как зайцы. Уж таков праздник Юханнус, уж так тешит себя молодежь, ссылаясь на обычай предков.

Для Тойво и Тыниса время после посещения колдуньи пролетело, словно на гидроплане, виденном во времена Видлицкого десанта. Едва они на окраине кладбища завершили все приготовления, как в Панисельге запели праздничные песни. В Ведлозере пели уже давно, стройные голоса далеко разлетались по-над озером.

– Эх, девки купаться уже пошли! – сказал, прислушиваясь к песням, Тойво.

– Голые девки! – дополнил его слова Тынис.

– Ага, а где-то в кустах прячутся голые парни.

Оба вздохнули и присели возле небольшого костерка, на котором в котелке побулькивала выловленная наспех рыба из расчета две штуки на рыло. Эстонец побросал в рыбный суп разрезанную на куски картошку, добавил лука и плеснул немного водки.

– Вот теперь что-то наподобие ухи, – сказал он.

– Да, – согласился Тойво. – С вареной картошкой.

В соседнем леске Вяхя тоже расположился перекусить: достал колбасу и черный хлеб и несколько сваренных вкрутую яиц. Ни лука, ни, тем более, чеснока, он себе позволить не мог – так его могла учуять любая собака, а он привык, как контрабандист на деле, сохранять нейтральный запах. Клюквенный морс помог нехитрой снеди провалиться в желудок и там успокоиться. Все, теперь можно делать вещи. В Юханнус, конечно, нужно веселиться и праздновать, но теперь для него наступала новая жизнь, ради которой придется жертвовать своим досугом.

Как и любое дитя того века молодой Тойво был наслышан сказок про lempo (бесов), hiisi (леших), syotar (кикимор), которые в ночь на Юханнус имеют большую силу и влияние на людей. Удивительно, но именно lempo и была та «нечистая сила», которая сродни lempi – любви. Почему так? Объяснить мог только запрещенный для поминания церковью экстремал из Каяни Элиас Леннрот. Но Вяхя про собирателя Калевалы практически ничего не знал.

Антикайнен предупреждал его, что может мерещиться и мниться всякая чертовщина, но на это если и стоит обращать внимание, то бояться, как раз, не стоит. Он в засаде, то есть, конечно, в резерве, и на него последняя надежда, если что-то у исследователей пойдет не так. Главное – дело, эмоции – потом. Так будет в Коммунистической Партии.

Эстонец и Антикайнен похлебали ушицы, но переваренная картошка придавала ей вкус, который несколько оттенял аромат настоящего рыбацкого блюда. Разве что, водка, выставленная Тынисом, слегка его, этот аромат, компенсировала.

– Вообще-то, на такое дело со здравым рассудком идти не рекомендуется, – сказал эстонец.

– Это почему? – искренне удивился Тойво.

Конечно, он знал, что для «контактов с потусторонними силами» люди, специализирующиеся на этом, ели грибочки, вдыхали дым и еще каким-то образом вгоняли себя в транс. Или, что было более правильно, выгоняли себя из реальности. Но люди эти и выглядели специфически, и поведение у них было, что надо – психи, одним словом.

Антикайнен же хотел как можно дольше сохранять здравомыслие, потому что только здравомыслящие люди способны отправиться к черту на кулички и пытаться заглянуть за ту сторону зеркала.

– Я препараты принимать не намерен, – сказал он.

– И я тоже, – слегка задетый, отреагировал Тынис. – Водки надо выпить.

– Водки надо выпить, – тут же согласился Тойво, чем очень удивил своего компаньона: поллитровка на двоих – детская доза.

Ближе к полуночи где-то завыла собака. Гуляющие возле жарких костров люди ответили на вой. Конечно, они не завыли, просто принялись громко хохотать, словно подзадоривая себя и своих друзей. Настала пора им прыгать через огонь, бултыхаться в воде и предаваться разнузданному веселью, коему позволительно было увлекаться только один раз в году.

Тойво, одев рукавицы, ссыпал пылающие угли костра в начертанный им самим возле ивы знак «Валькнут», в то время, как Тынис подсоединил свою шайтан-машину к небольшому щелочному аккумулятору. В сравнении с прошлым разом устройство приобрело более законченный и компактный вид: ни тебе динамо-машины, ни толстых проводов, да и осциллограф сделался размером с два коробка спичек. Разве что зеркала, выполненные из отшлифованных медных листов, остались прежнего размера.

– В общем, поступаем, как было оговорено: сначала я фиксирую изначальное состояние всего окружающего нас электромагнитного эфирного поля, потом включаю рубильник, – сказал Тынис. Принятая водка способствовала подъему у него энтузиазма.

– Договорились, – ответил Тойво и встал спиной к дереву. Водка слегка туманила ему голову. – Валяй. Я готов.

Эстонец склонился над осциллографом, потом отошел к лежащему возле костра планшету с бумагами.

Антикайнен хотел сделать ладонью отмашку, мол – поехали, но тут ощутил прикосновение к своей руке, словно чьи-то пальцы легко пробежали по его запястью. Он повернулся в ту сторону, но никого не увидел. Разве что за стволом старого дерева кто-то спрятался? Тойво пошел вокруг ивы, но вернулся на прежнее место, никого не встретив. Над головой чуть заколыхались ветви – и в них никто не укрылся, даже вороньих гнезд нету.

Он пожал плечами, полагая, что ему все показалось, как, вдруг, кто-то резко и сильно дернул его за рукав рубашки.

На этот раз ему удалось в последний момент заметить маленькую, совсем детскую ручку, стремительно укрывшуюся за стволом. Предположить, что детские руки сами по себе летают здесь в окрестностях и дергают путников за одежду, пусть, даже, вблизи древнего кладбища, значит сдаться дурману от выпитой водки. Если есть рука, значит, есть и ее хозяин. Или – хозяйка. Вытурили от праздничного костра подростка, чтобы он под ногами не путался у более взрослых парней и девок, вот подросток этот и хулиганит в меру своей сообразительности.

Тойво сделал несколько шагов от дерева и действительно заметил маленькую девочку в светлом платьице, босоногую и простоволосую. Она находилась в десятке метров от ивы. Стремительная!

– Шла бы ты домой, деточка, – сказал ей Антикайнен.

Она не ответила, только пальцем поманила: сюда иди!

Больше делать нечего – только ко всяким незнакомым детям приближаться! Тойво отрицательно мотнул головой, но каким-то образом оказался подле нее.

– Чего тебе? – спросил он и упал наземь. Девочка, пристально глядя ему в глаза, испустила такой истошный визг, что и боевой конь Тухачевского копыта бы откинул.

Что-то цеплялось за его руки, что-то удерживало его ноги, на горле смыкались детские ручки. Что за чепуха! Тойво перекатился на спину и увидел перед собой далекое звездное небо. Высокая трава и корни, будь они неладны, цеплялись за него, как живые. Но на самом деле это он за них зацепился, даже запутавшись слегка. Надо подниматься на ноги, а то и уснуть недолго: уютно так лежать, оказывается. Словно медленно проваливаешься в почву.