Николай Калиткин - Воины Посейдона

Российская подводная лодка шла на глубине перископа. Она возвращалась с боевого дежурства от берегов Австралии. Автономное плавание подходило к концу, и лодка всплыла на перископную глубину для сеанса связи со штабом дивизиона. Командир лодки, пробираясь по лабиринтам узких проходов, направлялся в отсек секретной части.

Как только он вошёл, шифровальщик вскочил и протянул ему радиограмму. Пробежав её глазами, командир сорвал трубку внутреннего телефона. На командном пункте лодки зазвенел зуммер звонка. К трубке подошёл статный офицер с чёрными, как смоль, усами. – Старший помощник… – Но командир не дал ему договорить, в трубке послышался его взволнованный, но твердый голос. Он быстро и четко отдавал распоряжения. Старпом, сдвинув брови, слушал очень внимательно, изредка кивая и что-то быстро записывая. Когда голос командира в трубке умолк, старпом выпрямился и громко ответил:

– Есть изменить курс и следовать в район поиска!

Старпом с треском воткнул в вертикальный держатель массивную трубку корабельного телефона.

В это же самое время в штабе авиабазы ВВС США другая рука давила на большую красную кнопку с надписью «Тревога». Над аэродромом разносился противный вой сирены. Пилоты дежурного звена, похватав гермошлемы, побежали к своим самолётам. Через короткое время рёв реактивных двигателей заполнил все пространство аэродрома. Несколько самолётов взлетели один за другим и, набирая высоту, стремительно понеслись к океану.

Командир звена вёл свою группу над морем. С высоты птичьего полёта он увидел шедший встречным курсом российский рыболовный траулер. По специальному каналу связи лётчик вступил в радиопереговоры с капитаном судна, передав ему уточнённые координаты поиска. Заложив вираж над судном, командир звена увидел, как траулер с креном на левый борт поворачивает, меняя курс.

Повторив манёвр командира, истребители-перехватчики повернули в сторону солнца и вскоре растворились в дымчатом мареве.

Американский самолёт радиоэлектронной разведки АВАКС приближался к району поиска. Молодой оператор, вглядываясь в круглый экран, пристально следил за показаниями радара. В верхней части экрана появилась слабая зеленоватая точка. Она медленно двигалась к центру, увеличиваясь в размерах и светясь всё ярче и ярче.

Оператор, сдёрнув наушники, радостно закричал:

– Есть! Это они!

Подскочивший офицер вперил взгляд на мерцающую точку. Сбоку на экране монитора побежали строчки идентификации цели, подтверждающие, что обнаруженный объект является спускаемым аппаратом. Через минуту все, кто сидел в салоне самолета за приборами, бросились обниматься и поздравлять друг друга. Но радость их была преждевременной…

Внутри капсулы температура достигла предельных значений. Все члены экипажа буквально взмокли в своих скафандрах. Трое из них, тяжело дыша, беспомощно переглядывались друг с другом, в то время как четвертый, Леонид Тобольцев, все ещё пытался что-то исправить. Время катастрофически таяло. Страшный свистящий гул сопровождал этот их, возможно, последний в жизни полёт.

Муртазин сквозь пелену пота, заливавшего глаза, посмотрел на высотомер.

– Лёня, пора раскрывать парашюты! – выкрикнул он бортинженеру. Тот, согнувшись в три погибели, колдовал над резервной системой торможения, пытаясь запустить её вручную. В условиях чудовищных перегрузок это сделать ему никак не удавалось. Время и высота неумолимо быстро уходили.

– Лёнчик! Высота предельно допустимая! – закричал Муртазин, отчаянно глядя в спину Тобольцева. Бортинженер, как будто не слыша этих слов, упорно левой рукой продолжал что-то вращать внизу, под ногами, а правой наощупь, вслепую, по памяти нажимал кнопки и тумблеры над своей головой. Муртазин, полулёжа в кресле, ещё раз взглянув на высотомер, обречённо закрыл глаза и прошептал:

– Ну, всё…

В ту же секунду загудели двигатели торможения, послышался мощный хлопок. Аппарат дёрнулся, раскрылись парашюты, и гул сразу же прекратился.

В наступившей тишине абсолютно обессиленный бортинженер наконец разогнулся и упал в кресло. Он сдёрнул с мокрой головы шлем, хотя это и запрещено инструкцией. Командир в изнеможении от перегрузок и нечеловеческого напряжения чуть приподнялся с кресла и протянул руку в сторону Тобольцева. Ласково, как ребёнка, он погладил его по мокрым слипшимся волосам. От усталости и пережитого слов у него сейчас просто не было. Только слабая счастливая улыбка застыла на осунувшемся лице. Остальные члены экипажа тоже молчали. Шок от осознания близкой смерти ещё не прошёл.

Кевин дрожащими пальцами достал из кармашка брелок в виде фигурки Микки Мауса в боксёрских перчатках. В его памяти, как из тумана, всплыла картина прощания с семьёй перед полётом. Он вспоминал жену Кэри в её любимом голубом платье… Она была в нём так хороша! Десятилетнюю дочку Сьюзан, прижимавшую к груди букетик полевых цветов. Шестилетнего сына Джонни, который подошёл к нему и, глядя снизу вверх на отца, с серьёзным видом протянул качающегося на цепочке Микки Мауса.

– Папа, это тебе от меня… Он тебе поможет… – Последние три слова, сказанные сыном, разнеслись далёким эхом в его затуманенной голове.

Кевин открыл глаза, пересохшими губами поцеловал Микки Мауса во вздёрнутый нос. Его правая рука, державшая игрушку перед лицом, обессиленно упала вниз. Кевин откинулся глубже в кресло, левой рукой прикрыл глаза. Его кадык судорожно задёргался, он резко повернул голову к переборке. По его щеке предательски медленно покатилась слеза.

Дон с пониманием посмотрел на друга. Он нащупал правую ладонь Кевина и молча сжал её в своей руке. Остальные члены экипажа, не сговариваясь, протянули руки друг к другу и образовали из них надёжную неразрывную цепь.

Да, русские и американцы, без всякого пафоса и лишних слов, в эту минуту осознавали себя как одно целое – братской, счастливой семьёй.

Какая же это была радость! Находиться на волосок от смерти, мысленно попрощаться со всеми и вдруг спастись, снова ощутить тепло рук своих товарищей. В такие моменты посещают мысли о Боге каждого: и верующего, и атеиста. Они держались за руки и верили: всё самое страшное уже позади. Их обязательно найдут. И скоро они обнимут родных и друзей. Переступят порог своего дома, вдохнут его такой родной, но давно забытый запах. Будут не вспоминать, а каждый день видеть глаза любимых. Они будут наслаждаться тёплым солнцем и ходить босиком по зелёной траве после дождя, о чём они так долго мечтали в невесомости. И жизнь снова покатится своим чередом. Так думали они, крепко взявшись за руки, перед встречей со столь долгожданной и любимой Землёй.