Павел Блинов - Под созвездием Кентавра

Первое время команда разделялась и ходила в патрулирование вокруг лагеря в составе опытных групп. Но постепенно индейцы начали выполнять задачи самостоятельно. Передвигаясь по джунглям, Ворчун убедился, как сложно здесь маневрировать и как легко делать засады. Неподвижный, замаскированный противник мог подпустить тебя и вплотную открыть огонь. Все что двигалось, демаскировало себя. Поэтому передвижение в сельве было рваным и состояло из быстрых перемещений на знакомых, неопасных участках, и наблюдения и выжидания на малознакомой местности. Это и физически и психологически было не просто. Несколько раз во время тренировок, Мигель на расстояние в несколько метров подходил к «противнику», который стоял, замаскировавшись в полный рост. Вероятность скоротечного столкновения на близкой дистанции беспокоила его, и Гарсия показал бойцам своей группы несколько приемов, которые они вместе стали практиковать. Индейцы, словно роботы, подчинялись звуковым и визуальным сигналам. Они стали автоматически менять построение и состояние готовности к столкновению с противником. Наблюдая за группой, Ворчун пришел к выводу, что его место не командирское, а скорее замыкающего и поддерживающего члена команды. Более старшего, которого он назвал Касиком, индейцы слушались беспрекословно, и Касик по праву занял место командира. Неизвестно, кем он был в прошлой жизни, но его авторитет среди остальных был очевидным и Гарсию это устраивало.

***

Самостоятельная работа была назначена на 7 ноября. Наш институт участвовал в демонстрации, и я шел на экзамен, как на праздник. Все, что было мне нужно – закуска и две бутылки водки, которые я положил в спортивную сумку. Исходная позиция – первый корпус института, где раздавали знамена и транспаранты. Я пришел первым, чтобы мне не досталась растяжка на двух человек или флаг. Нужна была мобильность и я хотел взять что-нибудь полегче. А первые имеют выбор. У стопки с портретами членов политбюро стоял проректор по режиму Агафонов. Я знал этого человека. Фронтовик и друг моего деда, он подписал мне второй студенческий билет, вместо ректора института, который был в отпуске. Свой первый пропуск я случайно постирал. Когда билет восстановили, осталось поставить подпись ректора, а без нее я не мог войти в режимные корпуса. Несколько дней, используя знакомые мне лазейки и приемы, которым научил меня Ион, я проникал на занятия. Эта игра мне даже нравилась, пока я в очередной раз не решил воспользоваться именем отца, чтобы через лабораторию пройти в лекционный зал. Узнав причину моих поползновений, отец отправил меня к Агафонову, сказав, что подпись на студенческом билете этого человека, ничуть не хуже ректорской, а в некоторых случаях даже лучше. Агафонов лежал в это время в госпитале ветеранов войны, через дорогу от главного корпуса, и услышав мою историю, где я не постеснялся признаться, что гуляю по корпусам нелегально, поговорил со мной «по-морскому». В какой-то момент я пожалел, что не оказался в кабинете ректора института.

Увидев, как я, не спрашивая, беру портрет с нашим земляком, Агафонов остановил меня:

– Крупнов! Вот твой портрет!

Он взял из стопки транспарант с человеком в очках и протянул мне. Стоящий рядом начальник курса, уже записал меня в тетрадку с отметкой инвентаря.

Вместо изображения первого человека в армии, я должен был работать под прикрытием портрета, который как мне казалось, выдавал меня с головой. Теперь под «крышей» Председателя Комитета, я должен был посетить большинство праздничных колонн, стоящих на ближайших к площади улицах, и на время стать своим среди рабочих и служащих заводов, большинство из которых работали на оборонку. Я не намерен был выведывать секреты, просто должен был стать одним из них. Разговаривать, запоминать лица руководителей, стоящих в первых рядах праздничных колонн. А после этого предстоял подробный разговор с Ионом. Чтобы в голове разложить все по полочкам, я просидел в библиотеке два дня, изучая историю предприятий, названия цехов, и даже смог найти два телефонных справочника с грифом «для служебного пользования». Я выбрал только те места, где свободно ориентировался. Это был интересный день. Сначала осторожно, а потом попривыкнув, я отрабатывал приемы, которым меня научил Ион. Первый прием заключался в том, что у меня должна быть надежная легенда, почему я нахожусь в данной точке пространства и времени. Я выбрал несколько вариантов. Можно было выдавать себя за сотрудника предприятия, или играть роль токаря-фрезеровщика одного завода, где проходил практику после девятого класса, обтачивая контакты генераторов. Я отлично знал этот завод, и многих ребят, которые после школы работали в его цехах. В этой роли я находил своих знакомых, чтобы «раздавить пузырь» в честь праздника. И наконец, я мог шляться просто как студент технического вуза, разыскивая сокурсников. Каждый год мы проходили практику на заводах города, и нас воспринимали как потенциальных коллег по работе.

Увидев в толпе знакомого, и у всех на виду поздоровавшись с ним, я заводил разговоры и знакомился с окружающими. Или спросив у незнакомого человека: «С кем это разговаривает Богоразов?» – дядя моего школьного товарища, и начальник цеха одного из заводов, получал перечень необходимых фамилий и должностей. А когда достал из сумки «принадлежности», на меня обрушился вал такой информации, что мне показалось, лицо человека на транспаранте стало серым от гнева. Когда ты находишься в заводском цехе, лучшей темой для болтовни становятся анекдоты. Дома на кухне, за бутылкой, говорят в основном о работе. Разливая по стаканам прозрачную жидкость, и просто используя уши, через несколько часов я узнал о первом беспилотнике, проходящем испытание в Афганистане и носящем название полосатого насекомого. Услышал историю аварии стратегического бомбера из-за неисправности шасси, и текущий ход работ по советскому «Шаттлу», который никак не мог обзавестись надежной теплозащитой. К финалу самостоятельной работы, я стал похож на рабочих по «духу» и по походке. Нагрузившись знаниями и не только, я потерялся в конце концов, и оказался на пустынной улице с портретом члена политбюро. Я шел пошатываясь, посередине проезжей части, на которой уже восстановили движение, и распугивал плакатом, шарахающиеся от меня машины. Мне понравилось работать под «крышей». Нарушая правила дорожного движения, я наконец вышел к первому корпусу, где одиноко стоял начальник курса, ожидая последний недостающий реквизит. Подозреваю, что он хотел поприветствовать меня словами не характерными для человека с высшим образованием, но увидев, под чьим «руководством» я работаю, только покачал головой и молча вычеркнул из списка. После моего рассказа Ион удовлетворенно изрек: «И хорошо, что ты первым приходишь на работу, и последним уходишь с нее».