Вадим Россик - Репетитор. Небольшая услуга

Другие особенности: владеет несколькими иностранными языками: английским, немецким, испанским и др.; обладает незаурядными актёрскими способностями, легко входит в доверие к окружающим; не курит, алкоголь употребляет в случае необходимости.

Необходимо принять самые активные меры к обнаружению и задержанию Баринова».

Так и не дождавшись звонка Маргулиса, я осторожно вышел на лестничную клетку и поднялся на последний этаж. На всякий случай я заранее осмотрел пути отхода и знал, что дверь на чердак не закрыта на замок. После короткого путешествия по крышам и чердакам я вышел на улицу довольно далеко от квартиры моего друга и на ближайшей остановке вскочил в первый попавшийся троллейбус.

Проехав несколько остановок, я покинул гостеприимный общественный транспорт. Мне срочно нужно было найти телефон и позвонить Маргулису, пока и с ним не случилось чего-нибудь плохого. К счастью, я запомнил номер его сотового и вскоре без труда дозвонился до него из автомата.

– Что случилось? – удивился Маргулис моему звонку.

– Женя, домой пока не ходи, там большой беспорядок, – предупредил я друга. – Встретимся в Пассаже через час, и будь, пожалуйста, осторожен.

– Понял. В Пассаже через час, – повторил Маргулис и отключился.

Час, оставшийся у меня до встречи с другом, я провёл, шатаясь по залитым дождём улицам города на Неве. Обычная проверка показала, что слежки за мной нет, хотя в сложившихся обстоятельствах этот факт уже мало что значил. Отсутствие наблюдения не помешало моим преследователям отыскать меня в Петербурге на следующий же день после моего приезда. Конечно, как специалист, я знал, что существуют более хитрые способы контроля за людьми, чем шляющийся за тобой по пятам неприметный тип в тёмном пальто. Всё-таки на дворе двадцать первый век, и человечество напридумывало много всяких технических устройств, облегчающих поиск и обнаружение разных мутных личностей. Но пока я не мог определить, каким образом мои неведомые противники постоянно оказывались у меня за спиной.

Быстро смеркалось. До встречи с Маргулисом времени оставалось в обрез, и я поспешил в сторону Пассажа, стараясь идти дворами через множество старых, тёмных и грязных проходов и арок, которыми изобилует эта часть города. Когда до цели оставалось уже совсем немного, меня охватило предчувствие беды. Я вдруг ясно почувствовал, что мне не нужно туда идти, что там меня ждёт опасность. За прошедшие годы я привык доверять своей интуиции и решил изменить план, но не успел. Они оказались ближе, чем я думал.

Пройдя длинным узким проходом между двух глухих кирпичных стен, я свернул в тёмную, сырую арку. Мои глаза ещё не успели привыкнуть к мраку, царившему там, как чьи-то сильные руки схватили меня одновременно с двух сторон. Последнее, что осталось у меня в памяти, – в лёгких вдруг исчез воздух. Я инстинктивно попытался вдохнуть и потерял сознание.

Жарко. Очень хочется пить. Всё тело ломит от усталости. Мы из последних сил бредём по выжженным солнцем холмам Восточной Анатолии. Мы – это я, мой сослуживец и друг Семён и проводник из отряда курдских партизан «Пеш-марга» товарищ Амер. Третий день нас планомерно загоняют в ловушку правительственные войска. Наш камуфляж песочного цвета давно потемнел от пота и покрылся солевыми разводами, кроссовки у всех почти развалились, продукты и вода кончились. Даже невозмутимый Амер явно пал духом. Хотя «Пеш-марга» и означает «заранее мёртв», всё же наш курд, как и мы, на тот свет не спешит. Поэтому он неутомимо ведёт нас, постоянно меняя направление, выискивая какую-нибудь тропинку, ещё не перекрытую врагом, чтобы вырваться из этих страшных, безлюдных мест, где нас ждёт плен или смерть.

К вечеру третьего дня мы укрываемся в полуразвалившемся домике, одиноко стоящем на краю небольшой ложбины между двух невысоких холмов. За ложбиной виднеется редкий лесок из причудливо скрученных постоянным в этой местности ветром акаций. Наскоро пожевав каких-то корешков, собранных Амером по дороге, мы с Семёном мгновенно засыпаем. Наш проводник устроился у дверей с оружием наготове и тоже дремлет.

Просыпаюсь я от того, что Амер резко взвёл затвор автомата и занял в дверях позицию для стрельбы. Его тонкий слух горца раньше нас уловил опасность. Пока Семён осторожно выглядывает в окно, я смотрю на часы. Шесть двадцать пять утра по местному времени.

– Коммандос, человек десять, – тихо говорит Семён. – Идут в нашу сторону.

– Придётся принимать бой, – отвечаю я. – Уходить уже поздно. Здесь мы тоже отсидеться не сможем. Они всё равно осмотрят дом и найдут нас.

– Лучшая защита – это нападение, – соглашается со мной Семён.

«А ещё это – провал задания», – думаю я, занимая позицию у другого окна.

Группа фигур в оливковом обмундировании осторожно приближается к нам. Подходя ближе, они всё более рассредоточиваются, охватывая домик с трёх сторон. С четвёртой стороны стену строения закрывает склон холма.

– Внимание, – говорю я товарищам на своём плохом турецком, чтобы меня поняли сразу оба. – По моей команде открываем огонь из автоматов, затем пытаемся добраться до леса. Сначала идём я и Семён. Амер, ты из дома прикрываешь нас. Затем мы из леса прикрываем твой бросок к нам.

Амер кивает в знак согласия.

Наш внезапный огонь заставляет коммандос мгновенно спрятаться за неровностями местности, но трое из них остаются лежать на тропинке, ведущей к домику. Ещё один ранен, судя по пронзительным воплям, раздававшимся откуда-то из-за камней. Однако уже через несколько секунд враги приходят в себя и открывают яростный ответный огонь. Мы слышим звук пуль, бьющих, словно град, в толстую глиняную стену. Несколько штук залетает внутрь нашей крепости. Я замечаю, как одна из них царапнула Семёна по щеке, но он в горячке боя даже не понял, что случилось, и только дёрнул головой, будто увёртываясь от мухи. Бой продолжается уже несколько минут. Мы, не жалея патронов, пытаемся подавить огневые точки противника, подготавливая свой прорыв. Когда мне кажется, что огонь коммандос несколько ослабел, я командую:

– Гранаты к бою!

Амер и я швыряем по ручной гранате. Он налево, я направо. Под прикрытием разрывов гранат, поднявших тучу пыли и мелких камешков, мы с Семёном бросаемся к лесу.

От грохота стрельбы и взрывов мне заложило уши, и я бегу, немного опередив товарища, почти ничего уже не слыша. В этот момент я вижу перед собой только редкие заросли, добравшись до которых, можно было бы спастись.

Я напрягаю все свои силы, отчего пот течёт у меня по лицу, по плечам, по спине, колет в боку и сердце грозит выскочить из груди. Я задыхаюсь, но всё равно кажется, что я бегу очень медленно, что время для меня почти остановилось. Всё же желанные деревца постепенно становятся ближе и вот наконец я вбегаю в их защитную тень, останавливаюсь и оборачиваюсь назад. Никого. Я больше не слышу стрельбы. Вокруг меня стоит абсолютная тишина. Ни человеческих голосов, ни шума листвы, ни пения птиц. Ничего. Я один. Грязный, мокрый от пота, всё ещё судорожно сжимающий в руках свой «Калашников» с пустой обоймой. Глухой и почти ослепший от напряжения. Я понимаю, что мои спутники погибли, что задание провалено и виноват в этом командир, то есть я. От этого мне становится ещё хуже. Мне уже нечем дышать. Страшный жар охватывает меня, всё начинает кружиться перед глазами и в этот момент я пришёл в себя. Сознание снова ко мне вернулось. Память тоже.