Вадим Россик - Репетитор. Небольшая услуга

Нет больше Восточной Анатолии, погибших там много лет назад товарищей, избитого пулями глиняного домика и спасительного леса. Я лежал в кровати, стоящей посреди какого-то помещения. Вокруг меня царил полумрак, в котором смутно угадывались очертания мебели.

Скосив глаза направо, я увидел небольшое окно, закрытое решёткой, через которое струился мягкий лунный свет, ложащийся длинными полосами на пол, покрытый светлым линолеумом. Налево от меня находилась дверь. Возле неё на стуле, не шевелясь, сидел человек, контуры тела которого были едва заметны в густой тени. Я тоже не шевелился, хотя весь горел от жара и умирал от жажды. Моя постель вся пропиталась потом. Воздух в помещении был тяжёлый, застоявшийся. Ясно, что прошло немало времени с тех пор, когда здесь проветривали в последний раз.

Человек у двери внезапно тяжело вздохнул и, пошевелившись, снова неподвижно застыл на своём месте.

«Кто он? Врач? Охранник? Или то и другое вместе? – прикинул я, несмотря на своё плачевное состояние. – Ничего, бывало и хуже. Попробуем привести себя в относительный порядок».

Я нажал зубами несколько раз на кончик языка и повращал языком, чтобы вызванной таким образом слюной хотя бы чуть-чуть утолить жажду. Затем усилием воли расслабил все мышцы вплоть до самых мелких и заставил себя представить, что я лежу на прохладном песке у самой воды. Надо мной бездонное голубое небо. Лёгкий ветерок овевает меня. Холодные волны ласково окатывают меня, освежая и бодря. Моё тело, постепенно подчиняясь мозгу, действительно начало остывать. Температура стала спадать. Через некоторое время я спокойно заснул.

Когда я снова пришёл в себя, было светло. За зарешёченным окном ярко светило солнце и весело посвистывали птицы. Чувствовал я себя гораздо лучше, чем накануне. Судя по всему, действие наркотика, которым меня накачали, значительно ослабело. Жáра уже не было, осталась только сильная жажда. Я осторожно огляделся вокруг. Светлая, довольно просторная комната. Типичная больничная палата. Кроме моей кровати, в ней находилась ещё одна, не занятая. У кроватей стояли тумбочки, под кроватями утки, у окна шкаф, возле стены какие-то медицинские приборы. У двери на стуле сидел огромный человек и, скрестив на груди здоровенные руки, молча сверлил меня взглядом. Я тоже на всякий случай помалкивал. Через некоторое время Человек-гора достал из нагрудного кармана рубашки телефон и набрал номер. Не сводя с меня глаз, он тихо сказал в телефон короткую фразу, которую я не мог расслышать. Вскоре в помещение вошла целая компания.

Пожилой человек в белом халате, зашедший первым, явно являлся врачом. Из-за его плеча выглядывало квадратное усатое лицо, владелец которого, судя по всему, относился к правоохранительным органам. За усатым шли ещё два каких-то тощих типа и, наконец, замыкал всю процессию Человек-гора, вставший со своего стула и загородивший собой дверь в палату. Сразу стало тесно и неуютно.

– Ну что, голубчик, как вы себя чувствуете? – задал врач традиционный вопрос, одновременно щупая мне пульс, осматривая зрачки и проводя другие положенные в таких случаях манипуляции.

– Хочу пить, а в остальном всё хорошо, всё хорошо, – ответил я ему хриплым голосом.

– Ну и прекрасно, голубчик, – обрадовался Айболит и, подав мне стакан воды, уступил место усатому.

Тот сюсюкать со мной не стал и сразу взял быка за рога.

– Гражданин Васильев Николай Васильевич, вы задержаны за нападение на сотрудников уголовного розыска. Я следователь Гадульянов Роберт Валеевич. Сейчас вы встанете, оденетесь и пройдёте с нами.

Тощие типы бросили мне мою одежду, естественно предварительно тщательно проверенную, а когда я оделся, Человек-гора, так и не сказав ни слова, заковал меня в наручники и повёл к выходу.

И вот я всё ещё в Санкт-Петербурге, правда на этот раз помимо своей воли. Вместо жилища моего друга Маргулиса меня приютил следственный изолятор № 47/4. Он гостеприимно раскрыл передо мной свои тяжёлые двери, когда под конвоем троих помощников следователя Гадульянова меня доставили сюда из больницы.

Отобрав у меня всё, что положено отбирать у несчастных арестантов в таких заведениях, Человек-гора лично привёл меня в одиночную камеру. Там он, всё также молча, снял с меня наручники и с грохотом закрыл дверь. Ну, вот, оставь надежду всяк сюда входящий!

Что бы отвлечься от неприятностей, случившихся за последнее время, я решил провести тренировку по полной программе, благо, что обстановка позволяла. В камере было тихо и спокойно. Как в библиотеке.

Сначала я проделал упражнения на концентрацию внимания. Потом выполнил серию дыхательных упражнений, подготавливающих организм к физическим нагрузкам. Я почувствовал, как энергия, разлитая в пространстве, начинает мощными потоками концентрироваться внутри меня и наполнять моё тело силой. Сила, собранная во мне, сама заставила меня перейти к силовой гимнастической разминке. Выполняя упражнение за упражнением, я будто снова слышал слова старого Исао, часто говорившего мне их в детстве: «Запомни, малыш, – дух рассекает камни».

Через час после начала тренировки я был готов приступить к отработке боевых приёмов. Начал я с ударов руками, потом ногами, потом к их комбинациям, стараясь, чтобы все удары шли по идеальной кривой, выверенной до миллиметра долгими годами повторений. Известно, что боксёры прогрессируют лет до двадцати пяти, в лучшем случае до тридцати. Затем наступает спад. Как правило, после сорока теряется сила удара и ослабевает реакция. Так обстоят дела со спортсменами. Мастера же восточных боевых искусств фактически прогрессируют до самой смерти. В семьдесят и даже в восемьдесят лет они достигают такой силы удара, которой никогда не бывает у более молодых бойцов. Секрет этого в культуре движений. Оттачивая десятки лет одни и те же движения, старые мастера добиваются необычайной скорости и силы удара за счет правильного использования необходимых только для этого движения мышц, концентрации их в конечной точке, использования специальных видов дыхания.

После тренировки боевых приемов рукопашного боя я перешёл к упражнениям, развивающим гибкость суставов. Традиционная восточная медицина насчитала в организме человека триста шестьдесят пять суставов. Важность гибкости тела понимал ещё китаец Лао-цзы в пятом веке до нашей эры. Он писал, что «все существа и растения при своём рождении нежные и слабые, а при гибели сухие и гнилые. Твёрдое и крепкое – это то, что погибает, а нежное и слабое – это то, что начинает жить». Дедушка Исай придавал разработке суставов огромное значение и помногу часов мучил меня разными видами растяжек, шпагатов и прогибов.