Олег Маркеев - Оружие возмездия

Полковник проверил сохранность печатей. Поднес к конвертам зажигалку

Они втроем смотрели, как горит плотная бумага, а вместе с ней и то, во что все еще хотелось верить: родина и честь.

Гусев бросил горящие комки в раковину. Подождал, пока бумага сгорит полностью, пустил воду.

— Вот так, мужики, — бесцветным голосом произнес он.

Максимов и Жила промолчали.

Гусев достал какой-то бланк, протянул им вместе с ручкой.

— Автограф на память, — с грустной усмешкой сказал он.

Документ подтверждал, что полученные в штабе пакеты уничтожены без вскрытия в присутствии трех человек.

— Ждите команды на отход, — сказал Гусев, ответив на не заданный вопрос. — Проводи.

Максимов пошел следом по узкому коридорчику.

У дверей Гусев повернулся и одними губами прошептал:

— Ты уходишь из армии. Желательно со скандалом. Приказ Навигатора, — добавил он.

Максимов обратил внимание, что пальцы Гусева на косяке сложены в знак посланника — указательный и безымянный вместе, а большой отведен в сторону. Показавший такой знак имел право отдать приказ от имени Навигатора.

«Будет вам скандал», — решил Максимов. На душе было так погано, что и без приказа Ордена он был готов хоть сейчас расплеваться с родной армией, где никто уже не рискует отдавать приказы.

Через час на конспиративной квартире дым стоял коромыслом. Максимов лично руководил загулом. Чтобы не подставлять ребят, лично сходил к ближайшему ларьку, закрытому по случаю военного переворота, сбил замок и конфисковал для нужд армии ящик водки. Сначала по телефону, а потом по рации с ними пытались связаться из штаба. Но группа упорно на связь не выходила.

Лишь следующим вечером прибыл офицер в сопровождении двух рослых сержантов.

— Что за бардак?! — от самых дверей начал орать он; — Сдать оружие и бегом в часть! Бегом, я сказал!

Группа в этот момент в разной степени опьянения И в различных позах валялась на полу вокруг ковра, превращенного в скатерть-самобранку.

— Слушай, командир, — начал Максимов, по-пьяному растягивая слова. — Закрой матюгальник. На своих людей голос повышаю только я.

Все затихли, ожидая, что произойдет дальше.

— Я — подполковник Елисеев, старший офицер особого отдела, — с апломбом представился тот. — А ты кто такой?

— Капитан Максимов, разведотдел штаба округа. — Максимов обвел рукой, в которой держал вилку, застолье. — Сотоварищи.

— Говно ты, а не капитан! — бросил Елисеев. Максимов все время оставался трезвым, от нервного напряжения водка никак не брала.

«Пора, — решил он. — Лучшего кандидата, чем эта гнида особистская, не пришлют».

— А повторить рискнешь? — спросил он с мягкой улыбкой.

Жила знал, что следует за такими ласковыми улыбками командира, и подался вперед, пытаясь остановить.

Но Елисеев уже открыл рот. Правда, ничего произнести не успел.

Вилка, взвизгнув в воздухе, воткнулась в косяк у него над головой.

Максимов сидел, сложив ноги по-турецки, вставать из такой позиции неудобно. Поэтому он сделал кувырок вперед и из него уже вышел в прыжок. Ударом ноги припечатал Елисеева к стене.

За спиной у Максимова загалдели его бойцы, а те двое, что привел с собой Елисеев, не поняли, зачем повскакивали на ноги люди в камуфляже без знаков различия, и, грохоча сапогами, бросились вниз по лестнице. Максимов сгреб за грудки Елисеева и швырнул за порог.

Встряхнул руками, сбрасывая напряжение. Не оглядываясь бросил:

— Собираем манатки, мужики. Концерт окончен.

Елисеев посмотрел на фотографию Максимова. Бросил ее в папку.

— Этого козла после событий в Вильнюсе с треском выгнали. Хотели под трибунал отдать, да кто-то из Москвы заступился. — Он раскурил новую сигарету. — Смотри, всплыл!

— Ты же знаешь, что у нас не тонет? — подыграл Егоров. — И хорошо устроился, между прочим. Помощник депутата Государственной думы, как в справке указано.

Елисеев зло прищурился, но промолчал.

На столе зазвонил телефон.

— Да! — Елисеев развернул кресло, чтобы было легче пройти к двери, подумав, что кто-то из подчиненных предупреждает о подходе.

— Федор Геннадиевич, срочная информация, — раздался в трубке взволнованный голос. — Только что по линии милиции прошло сообщение: в морге убит эксперт, проводивший вскрытие пострадавшего у кафе «Причал».

Лицо Елисеева на мгновенье застыло. Егоров испуганно поджал ноги и приготовился встать.

— Вот это да! — Елисеев бросил трубку. Раздавил в пепельнице только что прикуренную сигарету.

— Что-то случилось? — насторожился Егоров. Елисеев развернул кресло к сейфу, протянул руку, достал пистолет. Бросил на полку папку с аналитической запиской. Громко захлопнул дверцу и запер ее на ключ.

— Извини, мне надо в город, — бросил он, пряча пистолет в кобуру. — По Максимову я позже приму решение, ладно?

Егоров взял со стола свою папку с фотографиями Максимова. Помахал ею на прощание и вышел.

На улице уже вовсю припекало полуденное солнце. Легкий ветерок играл листвой. Асфальт успел высохнуть до белесого цвета, от вчерашнего дождя остались лишь редкие лужи и особенный свежий запах. Злобин с наслаждением набрал полные легкие воздуха.

От кабинетной духоты И табачного смрада немного побаливала голова.

«Полчаса на обед, полчаса на здоровый сон», — решил он и резво сбежал со ступенек. Он второй год взял за правило при любых обстоятельствах устраивать часовой перерыв на обед. Сразу же ощутил пользу и стал насильно выгонять молодых следователей из прокуренных кабинетов. Сам в их годы был трудоголиком, считал, что ни на минуту нельзя отвлекаться от борьбы с преступностью. Потом скрутила язва, и за месяц в больнице с ужасом осознал, что и без его личного участия все в мире идет своим чередом: преступники ходят надело, граждане мочат друг друга в пьяных драках, чиновники хапают взятки, а опера исправно отлавливают криминальный элемент. Болезнь позволила по-новому взглянуть на себя и свою роль в этом мире. Оказалось, никакой он не воин, а простой пахарь, корчующий сорняки. Только сколько ни лопатить их, все равно прорастают. Значит, доля такая — пахарская, крестьянская. И подходить стало быть, к работе надо соответственно. С умом, терпением и смирением.

Злобин остановился у своей «Таврии» и удивленно присвистнул. Утром припарковал машину как попало, заняв сразу два места, а сейчас она стояла по всем правилам, перпендикулярно тротуару, зажатая двумя «Волгами».

Из черной «Волги» высунулся водитель, приветственно кивнул головой с огромной лысиной.

— Здорово, Сан Саныч! — Злобин узнал личного водителя председателя Гвардейского райсовета.