Олег Маркеев - Цена посвящения: Серый Ангел

— Пак служит в прокуратуре?

— Нет, в нашем ОВД, заместитель по розыску.

— Ясно.

Злобин достал еще один бланк — протокол допроса свидетеля.

Ирина Алексеевна тяжело откинулась на спинку стула и прижала ладонь к сердцу.

— Что же теперь будет, Андрей Ильич?

— Ничего. Искать будем вашего сына. Сходите, пожалуйста, за соседями, за теми, кто не болтлив. Карточку следует изъять в присутствии понятых.

— Господи, позор-то какой! — выдохнула Ирина Алексеевна.

Злобин не удержался и посмотрел в ее страдальческие глаза.

— Ирина Алексеевна, не изводите себя. — Он ткнул ручкой в карточку. — Это еще ничего не значит. В то, что ваш сын честный человек, я верю и буду верить до последней минуты. «Бедная. Только бы выдержала. Скоро начнем таскать по моргам, предъявлять на опознание все бесхозные трупы, подходящие под описание. Тут даже стальное сердце в клочья разлетится, а материнское и подавно».

Злобин с трудом заставил себя вывести первую строчку в протоколе.

Злобин стоял на остановке и курил, нещадно теребя фильтр зубами. Иных проявлений эмоций он себе не позволил.

Вокруг в осенних лучах плескалась жизнь. Ветер гонял по асфальту золотые листья пополам с серебристыми упаковками и рекламными листочками. Гости с Украины расставили вдоль тротуара коробки с экзотическими фруктами, лузгали семечки и вяло перебранивались. Сын солнечного Азербайджана махал картонкой над мангалом, разгоняя шашлычный чад. Из ларьков неслась интернациональная музыка — на все лады и на всех языках. Под нее перебирала ломкими тонкими ножками группа школьниц. Все как одна сосали пиво из бутылок, между глотками успевая сделать по паре затяжек. Разговаривали развязно и визгливо, как стайка сорок на ветке. Само собой, мат шел вместо знаков препинания.

В двух шагах от Злобина готовились к трудовой вахте наперсточники. Коробку с тремя стаканчиками установили посреди тротуара так, что не обойти. Катала уже разминался, но игру не начинали. Очевидно, ждали группу обеспечения. Пару человек из нее Злобин уже вычислил. В публике, снующей на пятачке у остановок автобусов, особняком держались три девицы с наглыми глазами и пяток угрюмых молодцов все как один в однотипных кожаных куртках и кепочках. «Так, девки у нас шли сто пятьдесят девятой, а мальчики, по малолетке сходив за хулиганку, норовят с почетом сесть по бандитским статьям. — Злобин имел привычку определять, по какой статье шел человек и, возможно, по какой суждено сесть. Как правило, угадывал. — Ну их к лешему! Один хрен, по двести десятой [10] Статья 210 УК РФ — Организация преступного сообщества; статья 159 УК РФ — мошенничество. их не загребешь. Вон уже и ангелы-хранители прилетели».

Из-за ларьков появился наряд милиции. Два сержанта продефилировали мимо коробки наперсточника, едва не задев ее бутсами, но на каталу никакого внимания не обратили. Будто и не было его вовсе.

Злобин сплюнул окурок под ноги. В глазах опять потемнело от злости. Всю дорогу от дома Шаповалова она, буро-красная, то и дело поднималась изнутри и застила глаза. «Едреный в корень… Тридцать две районные прокуратуры, московская городская, военная. Минимум пять сотен следаков. А больше всех досталось одному Шаповалову. Сами дерьмо развели, а потом пацана, как кутенка, в нем утопили. — Злобин остановил себя. — Ладно, не расходись. Знаешь же, любого могли утопить. И наверняка топят сейчас. И тебя самого топили не раз. Спасибо добрым людям, вытянули, не побоялись измазаться. Только поэтому ты стоишь здесь живой и чистенький. А что всей страной бултыхаемся в дерьме, не новость. И борешься не за чистоту, а чтобы не утонуть».

На память пришла цитата из полного собрания сочинений Ленина, накрепко вбитая в голову на тягомотных курсах марксизма-ленинизма: «Нельзя жить в обществе и быть от него свободным». Вместе со всеми в кулак хихикал над глубиной и неохватностью мысли вождя. Оказалось, прав был лысый черт. Зрил в корень и на век вперед!

Он с тоской посмотрел на многоэтажку, в которой еще жила надеждой мать Вальки Шаповалова.

У Злобина ни иллюзий, ни надежд не было. Если парень действительно попал в жернова, что крутят подобные Салину с Решетниковым или те, кто легко подбрасывает кредитки «Виза», дай Бог к снегу найти труп. Да и то надежда слабая. Вращающие жернова и не таких бесследно перемалывали. Ибо знают прокурорскую истину: нет тела — нет и дела.

У обочины притормозил блеклого цвета «жигуленок». Сразу же распахнулась дверца.

— Слышь, служивый, тебе куда? — раздался бодрый голос.

Злобин нагнулся, чтобы лучше разглядеть бодрячка. Оказалось, за рулем сидел дядька — вылитый кот Бегемот, только осунувшийся немного. Улыбался заразительно, скаля зубы в стальных коронках.

— Почему «служивый»? — по привычке уточнил Злобин.

— Так, прикид такой: кепочка, курточка, папочка. Сразу видно — на службу человек спешит. Садись, подброшу.

Злобин посмотрел на толпу, собравшуюся на остановках, потом — вдоль по улице. Автобусов не предвиделось.

— Мне, в принципе, к метро.

— К какому, командир?

— Надо бы к «Проспекту Мира». Но подбрось к ближайшему.

Дядька поскреб подбородок.

— Садись, подвезу к «Проспекту», — решил он.

Злобин уселся на сиденье, с трудом захлопнул разболтанную дверцу.

— А к чему такая милость? — поинтересовался он.

— Да у спорткомплекса я всегда клиента найду. Там книжный рынок. Ну, интеллигенты наши, сам знаешь, умные, но дохлые. Книжек накупит, а дотащить сил уже нет. Или оптовик какой подвернется.

Злобин привычно осмотрел руки водителя. Наколок не было. Да и не смотрелся он на сидельца. Скорее отставник. Из-под летной куртки выбивалась уставная рубашка защитного цвета.

— Сам-то служил? — спросил он.

— Ага, служил, — с готовностью отозвался дядька. — Страна у нас такая: в начальники не выбился — либо служи, либо воруй. Вот я и служил, как тузик. Куда палку бросят, туда и бегу. Не скули и не тявкай без приказа.

— Из военных?

— Из прапоров, если точно. — В полумраке салона вспыхнула металлическая улыбка. — Служил, пока ноги и руки носили. А как стало нечего нести, меня и поперли. А вы, как погляжу, из милицейских?

— Не угадал, — ответил Злобин.

— А вопросики по-милицейски задаете. — Дядька бросил взгляд в зеркальце заднего вида. — Я тут одного мента вез. Цельный полковник, ага. Пьяный, правда, в хлам. С Маяковки до самого Ясенева вез. Я его, гада, чуть ли не в подъезд ввез. А он мне — пять долларов и визитку сверху. — Дядька обиженно причмокнул губами. — Спорить я не стал, но осадок остался. Утром, думаю, позвоню. Ага! Поднимает трубку и как рявкнет: «Тимохин, слушаю!» Блин, наш комполка танкового тише орал. Ну я вежливо говорю: «Здрасьте. Водитель, что милость вашу в жопу пьяную вез, беспокоит». А он: «Что надо?» Я возьми от балды и скажи: «Техосмотр». А он рыкнул: «ГАИ Центрального округа. Скажи, от меня». И трубку бросил. Не веришь? Вон талон. — Дядька указал на цветную картонку в углу лобового стекла.