Михаил Серегин - Черноморский Клондайк

– Если бы не эти сокровища, твой брат был бы жив, – противоречил Юрка.

– Брось! – Гримаса отвращения пересекла лицо Галины.

– Мы хотим присвоить себе то, что принадлежит государству, – не отступал Юрка.

– То бог, то государство, – несмешливо передернула плечами Галина. – Ты уж как-то определись с инстанцией.

– И что такое государство? – усмехнулся Иннокентий. – Те самые менты, которые лижут зад Хазару?

– Есть и другие люди, – убежденно сказал Юрка.

– Твоя наивность меня умиляет, – ухмыльнулась Галина.

– Я знаю таких, – настаивал Юрка.

– Интересно, – недоверчиво уставился на него Иннокентий.

– Например, мэр Анапы Артеменко, – гордо произнес Юрка.

– А ты откуда знаешь? – с иронией спросил Иннокентий.

– Про него так говорят… да я и лично его знаю… он хотел заказать памятник… – Юрка замялся.

– Чего ж не заказал? – добродушно усмехнулся Иннокентий.

– Я не прошел по конкурсу, – честно ответил Юрка.

– У господина мэра и нашего Микеланджело разное художественное видение, – поддела Галина Юрия и вслед за этим рассмеялась.

– Ты уж совсем жестоко, – покачал головой Иннокентий и с шутливой строгостью взглянул на все еще смеющуюся девушку.

– Пускай не болтает чепухи, – с оттенком насмешливого презрения сказала Галина и села возле подноса с едой. – Я проголодалась.

– Это еще мягко сказано, – улыбнулся Иннокентий.

Он не скрывал удовольствия от мысли, что Галина с ним заодно.

Это счастливое обстоятельство почти вытеснило из его сердца страх и беспокойство за участь свою и ребят.

– С вами бесполезно разговаривать, – уныло проговорил Юрий.

– Ну так и не говори, – с жестоким задором рассмеялась Галина.

– Это у нее нервное, – с извиняющейся улыбкой посмотрел на Юрия Иннокентий.

– Догадываюсь, – скульптор присоединился к товарищам, которые уже пробовали молоко.

Солнце шпарило по горам, виноградникам, свергало в озеро тонны расплавленного золота, но в доме старого Левана царил прохладный полумрак, и только в столовую сквозь белый тюль пыльными полосами пробивались лучи. Ждали гостей, а потому с самого раннего утра в доме суетились женщины. Нана пригласила двух родственниц, которые, впрочем, и вчера встречали бойцов Ираклия. Но сегодня должен был приехать Вахо, и потому все готовили с особенным тщанием, чтобы никто не мог сказать, что Леван не умеет принимать гостей. И хотя дед сердился на Ираклия за то, что тот позорил его фамилию таким недостойным промыслом, как вооруженный грабеж и похищение людей, он не мог изменить сложившимся традициям.

Женщины толкли в старинных ступах зелень – кинзу, петрушку, базилик, резали лук, чеснок, отваривали стручковую и красную фасоль, ставили на огонь курицу, жарили говядину, ибо четыре основных блюда всегда готовила Нана: сациви, лобио, чахохбили и цванили. И как всегда – мамалыгу. Нана только сомневалась: успеет ли остыть сациви, ведь это холодная закуска. Она пихала в мясорубку очищенные грецкие орехи, потому что не было времени толочь их в ступе, и мысленно сервировала стол. Горы зелени, крупные куски помидоров, огурцов, перья зеленого лука, гранаты, виноград, персики, яблоки – все это видела она разложенным по блюдам и вазам. Дом наполняли запахи мяса, чеснока и трав.

– Майя, режь сыр, – командовала Нана.

Она любила подавать мамалыгу на тарелках, вонзая в нее несколько ломтиков овечьего сыра.

Леван сидел в своей инвалидной коляске на террасе, обозревая округу. На тахте развалился Ираклий. Георгий еще не вернулся с озера.

Леван в течение часа уговаривал Ираклия отпустить пленников, не навлекать на его дом проклятия, но Ираклий остался непреклонным, хотя не резко заявлял об этой своей непреклонности, а лишь уклонялся от прямых ответов.

Устав, Леван отчужденно замолчал.

Ираклий озабоченно взглянул на часы. Потом быстро поднялся с тахты.

– Прошу тебя, будь радушным с Вахо, – сказал он и вышел с террасы.

Он сел за длинный стол, накрытый белой скатертью, под навесом из виноградных лоз. По тяжелым гроздьям пробегали робкие солнечные лучи. Женщины выставляли кушанья на другой стол, тот, над которым нависали кроны старых груш. Конечно, Ираклий с удовольствием бы продемонстрировал гостям столовую, ее ковры, резные буфеты, богемский хрусталь и саксонский фарфор, все, чем он облагородил этот живописный дом. Но слишком уж было жарко, да к тому же Вахо все это видел, а выпендриваться перед его подчиненными Ираклий считал ниже своего достоинства. Тенгиз и Нодар расставляли стулья, принесенные из столовой. Увидев Ираклия, они поспешили к нему.

И в этот самый момент воздух напрягся от вертолетного гула.

Все, кто был во дворе, запрокинули головы. Машина приближалась со стороны каньона. Отсюда она была похожа на неистово жужжащую муху.

– Только без глупостей, – сверкнул глазами Ираклий, и Тенгиз с Нодаром дружно кивнули.

Геликоптер Вахо, зависнув на несколько секунд над скалистой площадкой в нескольких сотнях метрах от дома Ираклия, начал медленно опускаться.

Ветви окрестных деревьев согнули свои макушки под сильным воздушным потоком, который гнали вертолетные лопасти. Мягко коснувшись земли, «Ми-8» качнулся и замер. Винты все еще продолжали вращаться, когда открылся люк, и из темного отверстия спустился трап, и на его ступенях появился Вахо.

Он был в легкой льняной рубахе с коротким рукавом и свободных штанах, тоже льняных. Рубаха была расстегнута почти до пупа, открывая мощную волосатую грудь. Он улыбался. Предчувствовал, что сумеет договориться со своим зятем и наставить ему рога. Условно, конечно.

Следом за Вахо из кабины вертолета выбрался Ваня. Его субтильную грудь обтягивала черная блестящая маечка с узкими лямками, красные штаны от Версаче с оттопыренными карманами красиво облегали тонкие ноги.

Шедший сзади Иосиф попытался поддержать Ваню за локоть, когда тот покачнулся на трапе, но тот решительно и брезгливо отдернул руку.

Шестеро выдрессированных боевиков Вахо, оставив оружие в салоне вертолета, выбрались следом за своим начальником. Навстречу Вахо не спеша шел Ираклий с распростертыми объятиями.

– Какими судьбами, дружище?! – Он улыбался, но в уголках его тонких губ застыло презрение.

Покосившись на Ваню, он шагнул к Вахо и крепко пожал ему руку.

– Добро пожаловать. Мой дом – твой дом.

– Я же говорил, – Вахо тоже лукаво улыбался, – что пока еще не твой. Где Леван?

– Дома, где же еще, – Ираклий пожал плечами. – Ты же знаешь, он не может ходить. А то непременно бы встретил тебя прямо у трапа. Ждет не дождется. Ты ведь его любимчик.

Ираклия сопровождали Нодар с Тенгизом, другие боевики поджидали гостей неподалеку от места, где был накрыт стол. Ираклий покосился на Ваню, который в этом обществе выделялся, как павлин в стаде гусей.