Михаил Серегин - Честное слово вора

Растерянные старатели загомонили, кто-то кинулся к штабу, кто-то к трупам. В этот момент дверца вертолета, стоявшего в нескольких десятках метров, распахнулась, и оттуда выскочили Медведь и его последний боец с автоматами. Они бросились вперед.

– Всем стоять! – заорал Медведь, подбегая к старателям и водя стволом по разбегающейся толпе.

Он не понял, что произошло, но ему так и не суждено было в этом разобраться. Откуда-то сверху ухнул выстрел одноразового гранатомета, и Медведь вместе со своим бойцом рухнули на землю, сметенные взрывной волной и посеченные осколками.

Наступила тишина. И в этой тишине неожиданно громко прозвучал негромкий скрежет железа. Из нависшего над ямой ковша карьерного экскаватора выпрыгнул человек с автоматом в руках. Это был Коля Колыма.

Еще только заслышав подозрительный гул подлетавшего вертолета, он на всякий случай спрятался в огромном ковше карьерного экскаватора, который в случае необходимости мог прекрасно защитить от пуль. Коля не знал, есть ли в вертолете еще спортсмены, и сильно рисковал, но видел, что лопасти винта начали шевелиться, и если не помешать, то машина сейчас взлетит. Он подбежал к вертушке, распахнул дверцу и направил ствол автомата на перепуганного пилота, заводящего двигатель, чтобы улететь куда угодно, только подальше отсюда.

– Отставить! Глуши мотор, – скомандовал Колыма.

Пилот нехотя подчинился. Колыма запрыгнул в вертолет, схватил пилота за шиворот и вытолкнул из вертушки.

– Подождешь на земле пока, – распорядился он. И тут взгляд блатного упал на полускрытую в тени фигуру мальчика в инвалидном кресле.

«Это еще кто?» – подумал блатной.

– Эй, ты кто такой? – спросил он, подходя к креслу. – Ты меня слышишь?

– Слышу. Я Рашид Гамзаев, – ответил мальчик.

– Гамзаев? – Колыма искренне изумился.

Он был не в курсе последних городских событий и, разумеется, не сразу понял, что делает мальчик-ингуш в вертолете, который только что был набит спортсменами, злейшими врагами его клана.

– Ты, случаем, не сын Расула Гамзаева?

Колыма знал, что у лидера «Ингушзолота» есть сын-инвалид, хотя никогда не видел его в лицо.

– Да. Если ты меня отвезешь к папе, он тебе даст кучу денег! Пожалуйста! – Мальчик заплакал.

Последние сутки он изо всех сил старался держаться как подобает мужчине, но теперь эмоции прорвались наружу.

– Все ясно… – протянул блатной.

Он моментально все понял. Мальчика похитили и везли прятать. Что ж, надо будет подумать, что с ним делать.

– Пожалуйста, отвези меня к папе, – снова повторил Рашид. – А себе забери все золото, они его с папиных приисков собирали, я слышал. Забери его себе, а меня отвези к папе.

– Что за золото? – насторожился Колыма. Он еще не знал, зачем спортсмены прилетели на «Счастливый», не знал и того, что этот прииск стал пятнадцатым по счету и что на предыдущих четырнадцати люди Медведя успели собрать около ста килограммов золота.

– Там, сзади, в грузовом отсеке, – подсказал Колыме мальчик.

Через несколько минут Колыма слазил в грузовой отсек, вкратце расспросил Рашида и полностью разобрался в ситуации. Получается, что теперь он стал обладателем центнера «рыжья» и мог расквитаться с Батей. Золото, собранное Медведем, после его гибели по всем раскладам принадлежало ему. К тому же в его руки попал Рашид Гамзаев – сколько еще можно стрясти с его отца… Правда, Колыма считал, что брать выкуп за ребенка-инвалида западло, и решил, что вернет его отцу бесплатно. Но центнер «рыжья» – его, по-любому.

Однако радости Колыма не испытывал. На душе у него было пасмурно. Подбегая к вертолету, он успел краем глаза заметить тело Вали Ломаного, лежавшее на земле в луже крови. «Нужно похоронить Валюху», – подумал Колыма, отходя от вертолета и возвращаясь к старателям, гудящим, словно растревоженные пчелы.

Подойдя к старателям, Колыма в считаные секунды выяснил, кто кроме спортсменов виноват в смерти Ломаного.

– Где Охотник? – страшным голосом спросил он.

От злости у него свело скулы. Если кого и ненавидел Колыма в жизни больше, чем беспредельщиков, так это стукачей.

– Не знаю… А хрен его разберешь… Я его с тех пор, как стрельба началась, не видел, – послышалось со всех сторон.

– Я его видел. Он вон в том бараке спрятался, – неожиданно сказал седой старик. – Я специально за ним следил, чтобы не ушел, сука. Он там, наверное, ждет, когда ты свалишь: понимает, что тебе после такого здесь оставаться нельзя.

– Спасибо, – сказал Колыма старику. – Спасибо тебе.

– Да о чем базар. Я сам сидел, было дело, понятия знаю. За такое мочить надо.

Колыма медленно направился к указанному стариком бараку. Ни один из старателей не последовал за ним, все понимали, что это не нужно. Месть за друга – дело святое, вмешиваться незачем.

Колыма встал в дверном проеме барака и посмотрел в темноту.

– Выходи, – приказал он.

Ответа не было, но блатному показалось, что он слышит какой-то шорох. Правильнее всего было выпустить туда очередь из автомата, но Колыма не стал этого делать. Он просто, словно хищный зверь, бросился на звук, схватил затаившегося в темном углу мужика за грудки и мощным движением швырнул его к двери, на свет. Тот приземлился на четвереньки; Колыма подскочил к нему и пинком вышиб из барака.

Коля редко бил кого-нибудь ногами. По понятиям – это смертельное оскорбление. Ногами бьют только петухов, но здесь он был уверен в своей правоте. Выйдя из барака вслед за сукой, Колыма рванул воротник рубахи. Злость душила его, ему не хватало воздуха.

Упавший в грязь Охотник даже не попытался встать, не говоря уже о том, чтобы сопротивляться. Страх полностью парализовал его, он даже говорить членораздельно не мог, из его рта слышалось только какое-то жалобное мычание. Колыма сделал несколько глубоких вдохов и выдохов и, немного успокоившись, шагнул к нему. Он уже знал, что сделает с сукой.

Спустя два часа на могилу Ломаного упала последняя горсть земли. Колыма похоронил друга с почетом. Его обмыли, переодели в чистое и даже сколотили дощатый гроб и деревянный крест. В условиях дикой тундры это немыслимая роскошь. Коля Колыма сказал над гробом небольшую речь. Он вспомнил, каким верным другом был Ломаный, который погиб, не сдавшись. Сказали по нескольку добрых слов и другие старатели, многие из которых тоже хорошо знали Ломаного.

Но после похорон у Коли Колымы оставалось на прииске еще одно дело.

Саша Охотник был еще жив. Он был крепко связан и лежал рядом с крыльцом штаба, ожидая своей участи. И ждать ему оставалось уже недолго.

От старого кладбища Колыма сразу направился к штабу. Следом за ним потянулись и старатели.

– Люди, – сказал Колыма, дойдя до штаба и повернувшись лицом к мужикам, – из-за этой суки, – он кивнул на лежавшего у него под ногами Охотника, – погиб мой кореш. И я приговариваю суку к смерти. Все согласны со мной?