Михаил Серегин - Честное слово вора

– Здравствуй, Ворон. Садись. Кефир будешь?

– И ты здравствуй, – ответил Ворон.

Он говорил совершенно спокойно, без подобострастия и в то же время очень уважительно. Как с равным.

– А что так бедно: кроме кефира, у тебя нет, что ли, ничего?

– А что еще пить по утрам? – усмехнулся Коробов.

Он с большим трудом сдерживал напряжение. Ворон должен был привезти важные известия. С другой стороны, гость явно спокоен – значит, все в порядке и незачем понапрасну вибрировать и показывать свою обеспокоенность.

– Сок да кефир. Если хочешь, могу соку принести.

– Не надо. Пива бы выпил, но одному западло.

Оба немного помолчали, словно не решаясь перейти к сути. На самом же деле оба держали форс, словно ничего их не волновало.

Первым не выдержал Коробов:

– Как дела-то у тебя? Есть новости?

– Ты насчет коллеги своего? – хмыкнул Ворон.

– Да какой он мне коллега, стервятник старый… В общем, о нем.

– Есть у меня о нем новости, притом печальные. Представляешь, замочил кто-то господина Панкратова нынче утром. Пальнули по машине из автомата на горной дороге, и пришел конец гражданину начальнику.

Коробов среагировал странно. Совсем не так, как полагалось бы реагировать начальнику СКМ области при известии об убийстве одного из видных милицейских чинов. Он хищно усмехнулся и коротко спросил:

– Все чисто?

– Обижаешь, – уже серьезно, отбросив всякое ерничанье, ответил Ворон. – Если уж я берусь за дело, то делаю его как полагается. В общем, конец Батиной зацепке в УИН. Только нужно теперь будет, чтобы ты меня прикрыл. Сам понимаешь, что теперь начнется. Генерала милиции хлопнули, не бича какого-нибудь.

– За этим дело не станет, – уверенно сказал Коробов. – Я свое слово держу.

– Ну и отлично. Тогда можно уже за дело браться, за золотишко. Спортсмены разгромлены, Батя в Сочи уехал. – Двусмысленная улыбка, искривившая его губы и отраженная Коробовым, словно в зеркале, ясно говорила о том, что генерал тоже знает, куда именно отправился смотрящий по области…

– А с Батей все чисто? Ты ведь мне только звонил, подробно не рассказывал, а это опаснее, чем Панкратов. Если ваши узнают, тебе не жить.

– Не беспокойся, я все в лучшем виде оформил. Завалил старика на заброшенной дороге, его там вовек никто не найдет; кроме волков. Никто ничего не видел, никто ничего не знает. Так что прииски можно прибирать к рукам, теперь нам никто не помешает.

– Воры, – коротко бросил Коробов. – Говорят, в Магадане сходняк скоро.

– Договорюсь, – уверенно ответил Ворон. – Батя при мне людям звонил и маляву накатал, что сам в Сочи собирается недельки на две, а пока его нет, я за него остаюсь. Так что теперь я – и.о. пахана. На «корону» я, конечно, не претендую, но оно мне пока и не надо. Главное – все его дела я вести буду, в том числе и с золотом. То есть теперь я буду управляющим всех делянок пахана. «Рыжье» старатели будут ссыпать мне, а твое дело – оперативное прикрытие, как договаривались.

– Это не проблема. А когда Батя в срок не вернется, тогда что? Не заподозрят тебя?

– А с какой стати? Пахан уехал в Сочи, а уж почему не приехал вовремя – не мое дело. Мало ли… Может, отдохнуть подольше решил, а может, его инфаркт долбанул. Года-то у нашего смотрящего уже какие. А я тогда с твоей помощью его место окончательно займу. А заодно и спортсменские прииски пощупаем, группировка-то их разгромлена.

– А «звери»? – напомнил Коробов Ворону.

– И со «зверями» справимся. Есть один вариант, – хитро прищурившись, ответил тот. – У Гамзаева же, кажется, пацанчика выкрали…

– Что за вариант?

– Слушай…

Ворон еще несколько минут делился с Коробовым своими соображениями. Генерал слушал недоверчиво.

– А выйдет? – с сомнением спросил он, когда Ворон закончил.

– Слушай, мент ты или не мент? К Гамзаеву на днях родня из Назрани приезжает. Советоваться будут по поводу сложившейся ситуации. Лучшего повода и придумать нельзя!

Коробов задумался, тщательно взвешивая все «за» и «против», а потом медленно кивнул.

– Пожалуй, ты прав…

Над заснеженными горными хребтами медленно проплывал вертолет. Со стороны и издалека это смотрелось, пожалуй, красиво: ярко-синее небо с плывущими по нему белыми облаками, серые скалы, горные вершины, покрытые вечными снегами, и на фоне этой нетронутой природы летит железная машина, творение человеческого разума.

Картина впечатляла еще и потому, что была для здешних мест большой редкостью. Вертолеты сюда обычно не залетали, им тут было попросту нечего делать. Правда, если посмотреть на ту же картину с более близкого расстояния, она теряла значительную часть своей привлекательности. Не из-за природы, разумеется, а из-за вертолета.

Машина была старая, дряхлая, шла, ощутимо виляя, проваливаясь в воздушные ямы и вихляя корпусом. Краска с боков вертолета кое-где облупилась, хорошо видна была только эмблема МЧС.

В кабине вертолета находились три человека. Пилот, мальчик-инвалид и Коля Колыма. Руки у Колымы были пусты, он давно отложил оружие, поняв, что здесь ему ничего не угрожает. Пилот был слишком запуган, да и вообще совершенно не походил на героев американских боевиков, которые так любят освобождать захваченные преступниками транспортные средства. Он добросовестно вел машину и больше ничем не интересовался, а тем более не пытался напасть на Колыму. Вертолет шел низко, и в иллюминатор были прекрасно видны проплывавшие внизу горы, дороги, речушки…

Колыма оторвался от иллюминатора и вернулся к прерванному разговору с мальчиком:

– Значит, тебя люди Медведя похитили? Вот эти самые, которые были в вертолете?

– Ну да. Только не все. Самого главного, когда меня похищали, не было, – ответил мальчик.

Мальчик уже успел проникнуться к блатному симпатией. В отличие от спортсменов, он не издевался над ним и вообще вел себя скорее как старший товарищ, чем как захвативший заложника бандит. Кроме того, он обещал, что вернет его папе.

– Понятно, сам Медведь на такое дело пойти побоялся, – кивнул Колыма, поморщившись. Он не понимал, как у здоровенного сильного мужика могла подняться рука на несчастного инвалида. Мог бы разрулить свои дела с Гамзаевым, не вмешивая в них ребенка! Хотя что с него взять: отморозок, он и есть отморозок, ни законы для него не писаны, ни понятия. Правильно он сделал, что его кончил.

– Слушай, а что же, тебя не охраняли, что ли? – спросил в очередной раз Колыма.

– Охраняли. Меня со времени первого покушения два человека охраняли, но эти, – мальчик неопределенно мотнул головой, – эти их убили.

– А что еще за первое покушение? – удивился Колыма.

Мальчик рассказал блатному о том, как к его окну спускали гранату. Колыма слушал его очень внимательно. Ведь он долгое время был оторван от всего мира и многого не знал. Сейчас ему была важна любая, даже уже изрядно устаревшая информация.