Михаил Серегин - Размороженная зона

«Интересно, что это за "груз" такой? – думал Колыма, собирая вещи. – Что у Свана может быть такое, чего у нас самих нет? Хотя что голову зря ломать – привезу и узнаю».

Поселок Горный располагался в четырех километрах от лагеря, в котором сейчас сидел Батя. И большая часть лагерной администрации жила не за колючкой, а здесь. Ехать несколько минут, машина и горючка казенные, а тут и магазин есть, и бабы, да и побезопаснее все-таки, чем в лагере. Правда, разница между обитателями поселка и зэками была невелика. Подавляющее большинство посельчан было из бывших заключенных, которым после откидки оказалось не к кому ехать на материк, или из тех, кому выезжать за пределы Магаданской области было на какое-то время запрещено. Поселок был невелик – несколько десятков одноэтажных домов да двухэтажное административное здание, в котором мирно уживались фельдшерский пункт, почта, магазин и помещение для собраний поселкового Совета. Впрочем, последняя из этих комнат была давным-давно превращена во что-то типа склада, поскольку последнее собрание поселкового Совета было в Горном еще при советской власти, а с тех пор охотников заниматься такого рода вещами среди местных жителей не находилось.

Из торчащих над крышами домов печных труб шел густой дым. Он поднимался в небо строго вертикально, обещая на завтра ясную погоду, и растворялся в холодном воздухе метрах в десяти от земли. На улицах поселка не было ни души – время уже позднее, все люди сидели по домам, в тепле, и никакие дела не могли выгнать их оттуда до утра. Над поселком висела тишина, изредка нарушаемая только собачьим лаем.

– Чего это они так разбрехались? – лениво спросил невысокий плотный мужик с большими, слегка обвисшими щеками и двойным подбородком, сидевший за накрытым столом в самом лучшем доме поселка, расположенном в центре, рядом с административным зданием.

– Волков чуют, не иначе, – отозвался сидевший на другом конце стола подполковник Васильев, хозяин этого дома. Кроме них с гостем, в просторной, теплой и хорошо освещенной комнате никого не было, Васильев жил один.

– Что, серьезно? – удивленно приподнял брови гость, услышав ответ хозяина.

– Куда уж серьезнее, – отозвался Васильев. – Здесь же север, не забывай. Волки сейчас как раз в стаи собираются, а жрать им нечего, вот и кружат у поселков да лагерей. Прошлой зимой у нас одного мужика чуть прямо тут не загрызли. Он в сортир вышел, а на него во дворе набросились. Хорошо, трезвый был, успел глотку рукой прикрыть и заорать, народ из домов повыскакивал, шуганули серых. Но лечился Прокоша потом долго, да не здесь, а в Магадане. Ему эти твари на руке кости перекусили, плечо порвали и ногу.

– Ни фига себе… Весело вы тут живете, нечего сказать, – покачал головой вислощекий. В его голосе отчетливо слышался московский «акающий» акцент. Да и внешне он совершенно не был похож на человека, проведшего здесь хоть пару лет. На нем не было видно той печати, которую ставит на людях дальний север.

– Еще бы не весело. Тут тебе, Николай Петрович, не Москва.

В голосе начальника лагеря звучало если не заискивание, то уж по меньшей мере уважение к собеседнику. Подполковник говорил с ним как с равным. Это было странно – за несколько сот километров от Магадана, вдалеке от своих непосредственных начальников, Васильев был сам себе голова. Ни в лагере, ни в поселке важнее его никого не было.

– Правда, и у нас кое-что хорошее есть. Взять хотя бы вот это, – продолжил Васильев, широким жестом обводя накрытый стол. Посмотреть там и впрямь было на что, особенно жителю материка, привыкшему к тому, что куропаток, например, можно получить только в крутом ресторане и за очень нехилые деньги.

Вяленая медвежатина, прасол из нельмы и горбуши, еще пара сортов дорогой рыбы, те же куропатки, да не обычные, а северные, в полтора раза крупнее любой, какую можно найти в более южных широтах, – всего этого на столе было столько, что хватило бы на взвод.

– Это да. Мяса я тут у тебя, чувствую, так наемся, что потом долго не захочется. Единственное, чего не понимаю, на фиг ты здесь, рядом с такими разносолами, эту дрянь поставил? – Толстощекий Николай Петрович брезгливо кивнул на стоящую на краю стола открытую консервную банку с армейской тушенкой.

– Э, не скажи, – покачал головой Васильев. – Это тебе сейчас дрянь. А посидишь на этих разносолах годик-другой, так обычной говядины захочется, что сил нет.

– Ну, разве что, – пожал плечами собеседник Васильева.

Несколько минут хозяин с гостем молча жевали. Потрескивающий в печке огонь и еле слышно бубнящий что-то в углу радиоприемник создавали уютную, домашнюю атмосферу.

– Ладно, – сказал Васильев, отодвигая от себя еду. – Поесть – поели, теперь выпить надо. Давай за удачу. – Он привстал из-за стола и откуда-то из угла вытащил здоровенную бутыль без этикеток.

– А что это?

– Как что? Спирт медицинский.

– Э, погодь, – решительно помотал головой толстолицый гость. – Закуска ваша северная – дело хорошее, не спорю, но эту дрянь ты убери. Я с собой нормального продукта привез. – Он поднялся из-за стола, достал из стоявшего у дальней стены портфеля две бутылки водки и поставил их на стол.

Немного обиженный Васильев убрал спирт на место и с легкой подковыркой поинтересовался:

– Ты что же, это дело везде с собой возишь?

– Не везде. Только сюда, – ухмыльнулся толстощекий, свинчивая пробку с одной из бутылок. – Знающие люди предупредили, что у вас с нормальной выпивкой туго, и вот, вижу, не соврали.

– Что ж, ты прямо из Москвы водяру вез?

– Зачем из Москвы? Уж ее-то и в аэропорту купить недолго, а бабки у меня все равно казенные. Ну что, будем?

– Будем, – кивнул Васильев, взяв со стола свою рюмку. – Хотя, помяни мое слово, прежде чем уедешь, спирт распробуешь еще. На все время-то водярой не запасешься.

– Так я ж сюда не квасить приехал, а дело делать, – ответил москвич, опрокидывая рюмку. – Ух, хороша…

Слегка помотав головой и закусив водку куском медвежатины, гость снова поднял глаза на Васильева.

– Кстати, о деле. Поели, выпили, пора и о серьезных вещах поговорить. Я вот о чем подумал – ты мне сказал, что этот ваш смотрящий… как его… Батя, что ли?.. В общем, что он маляву из ШИЗО послал.

– Да, – кивнул Васильев. Лицо его моментально стало серьезным и сосредоточенным, а при упоминании Бати он невольно приподнял руку и прикоснулся к огромному синяку под глазом.

– Я одного не понимаю – зачем ты этой его маляве дальнейший ход дал? Ведь мог же перехватить, я правильно понимаю?

– Совершенно правильно. Но в том-то весь и смысл был, чтобы ее не перехватывать, – Васильев подлил себе водки. – Если мы этот канал ему отрежем, Батя себе другой найдет, у блатных с этим никогда проблем не бывает. И тогда мы уже ничего не узнаем. А так разговор другой. Долгоиграющая оперативная комбинация. Малява-то ушла, но мы знаем кому, зачем, что в ней написано. А то для чего было бы весь этот цирк с перевоспитанием начинать? Я-то практический работник, опыт есть. Задумка какая была? Сперва затянули гайки. Окунули смотрящего в ШИЗО – то, что он вмешается в это дело, я с самого начала знал, мы же с ним не первый день знакомы. И что ему дальше делать? Конечно, с вольняшкой отношения устанавливать. Получается, мы предугадали его дальнейший ход и спровоцировали на поступок, выгодный нам.